Антон Бильжо - Где сходятся ветки [litres]

«Хотите чаю?» Михаил Тихонович щелкнул электрочайником и выставил в центр комнаты два стула. Сели.

«Вообще я с детства работаю с птицей…» – начала я. Глаза у Гаркунова оказались серо-зелеными, а я после первой встречи думала, что они голубые. Ну, ничего, даже лучше, – не так по`шло.

Он вдруг взял меня за руку и пощупал пульс. Потом улыбнулся, приблизил свое лицо к моему и поцеловал.

Через секунду мы оказались на операционном столе, который потом вместе оттирали от крови. Так Гаркунов стал первым мужчиной в моей жизни.

«Надо все убрать, потому что здесь вообще должна быть полная стерильность, – приговаривал он, драя нержавейку. – Ты меня прости, я совершенно не планировал. Тебе не было больно? Мне рассказывали, что некоторые девушки мучаются, оттого что у них химен вагинаэ в довольно зрелом возрасте… Я, кстати, женат. Сюда, в принципе, никого не зову. То, что тут происходит, – это незаконная деятельность, между нами».

Подойдя к верстаку, Гаркунов показал чертежи. Идея была сумасшедшей. Я и представить себе не могла, что у кого-то хватит на такое смелости. Использовать обычные принтеры для печати биологических тканей! Как сказал Михаил Тихонович, можно и котлету напечатать, а можно и живого цыпленка. «Но живого цыпленка интересней. Хотя он все равно будет в миллион раз дороже обычного живого цыпленка».

Тем не менее, как ни странно, во всем проглядывала экономическая целесообразность. Во-первых, из-за проблемы глобального потепления, количество животных, которые продуцируют парниковый газ, неминуемо должно быть в скором будущем сокращено. Во-вторых, недавно выяснилось, что нервная система почти всех, кого мы употребляем в пищу, мало чем отличается от человеческой. Не за горами время, когда выяснится, что и у кур, не говоря о коровах и свиньях, есть сознание – такое же, как у людей. Это неминуемо приведет к революции в отношении к питанию. И вот тут выращивание мышечных волокон из миобластов могло бы стать спасением.

Однако в процессе работы Гаркунов замахнулся на еще более крутые задачи. Он и Терехова переписывались с Томасом Боландом! Тем самым, который заметил, что наименьшие клетки человека имеют размер стандартной капли чернил самого обычного принтера.

«Такая вот история», – сказал Гаркунов, когда я просмотрела его расчеты. Лишив меня химен вагинаэ, он выглядел уставшим. Пил коньяк, который прятал в стеклянном шкафчике за склянками с перекисью водорода, и курил сигару. Вдруг в нем проявилось что-то аристократическое, чего я раньше не замечала. Он как будто забыл о том, что в комнате, кроме него, кто-то еще есть.

«В целом реалистично, – нашла мужество произнести я. – Но, во-первых, можно обойтись без конструкта и печатать сразу живыми клетками. Из-за гидрогеля плотность будет ниже необходимой. А во-вторых, главная проблема биомимикрии – в отсутствии точного понимания строения и функционирования микросреды, внеклеточного матрикса и природы биологических явлений, которые возникают внутри клетки».

Ненадолго Гаркунов вышел из оцепенения и снова посмотрел на меня как на лестнице.

«Я в курсе».

В общем, мы договорились, что попробуем поработать.

Я набрала книг и журналов по гистологии, химии, клеточной биологии, инженерии, биофизике и медицине, подписалась на англоязычные научные онлайн-издания. Однажды утром соседки постучались в комнату, вошли, боязливо подпихивая друг дружку, поставили на угол стола тарелку с ломтиком шарлотки. «Йоу», – сказала одна из них. Пока я думала, как их отблагодарить, тихонько вышли. Только тут поняла, что песен под гитару давно не слыхать и куда-то делась разбросанная по ванной косметика. Что касается Даши Яковенко – не знаю, когда и при каких обстоятельствах она исчезла. Возможно, ее выгнали из института или у нее закончились деньги. С матерью, которая еще недавно названивала каждый вечер, я вторую неделю не общалась. Мы, значит, поссорились. Наверно, я сказала что-то грубое – отказалась выслушивать жалобы или восстанавливать пароль от ее почтового ящика. Тоненька обиделась, а я даже не заметила. Каждая свободная минута была посвящена работе. Утром и днем я набирала материал, пропадая на кафедре птицы. Вечерами мы с Гаркуновым обсуждали копировальный аппарат в лаборатории.

Выяснилось, что он мало знаком с последними мировыми разработками. Его теоретическая база, даже с моей точки зрения, хромала. Действовал Михаил Тихонович по наитию. Тем более невероятно, как ему удавалось добиться результатов. В частности, напечатать ткань, свойствами напоминавшую биологическую кожу ужа. Создать хрящик свиного уха. Или вполне работоспособное куриное сердце. После долгих размышлений я пришла к выводу: смелость города берет. Гаркунов был практиком и брался за эксперимент без контрольных групп, планирования или даже ясного понимания гипотезы.

Пару раз я вступала с ним в спор, призывая действовать в рамках научного метода. Ведь даже если у нас получается добиться эффектных результатов, степень валидности остается низкой. Обобщить случайные данные, построить теорию на их основе нельзя.

Маргарита Ивановна в такие минуты смотрела на меня внимательно и серьезно, забыв про свою иронию. А Гаркунов отворачивался и замыкался в себе. Иногда высказывался пренебрежительно: «Машенька, ты, главное, не заводись». И все-таки сведения, добытые мной, бывали полезны.

К концу первого курса я чувствовала себя полноценным членом команды. Далось мне это, правда, ценой подорванного здоровья. Последствия ощущаются до сих пор.

Как-то раз Терехова поймала меня в коридоре института, отвела в сторонку и шепотом спросила: «Думаешь, он сумасшедший?» Я даже не поняла сперва, о ком она говорит.

«Нет, Маргарита Ивановна. Он гений». Старушка благодарно сморгнула. Смешливые морщинки вокруг ее глаз вдруг сделались похожими на смятое белье, следы забот. А суженные веки – на створки моллюска, фильтрующего реальность. «Почему вам так показалось?» – «Не знаю. Ты умная. Раз думаешь, что все нормально, все нормально». Прошло много месяцев, прежде чем я узнала, что Терехова тратила на наши эксперименты в том числе и личные деньги.

Михаил Тихонович давал мне самые разные задания: разработать чертеж системы позиционирования печатных устройств, написать программу интеграции, приготовить биочернила, наладить связи с НИИ, которые поставляли нам запчасти. Я металась по Москве. В один день надо было заехать в институт приборостроения за специально разработанной печатной головкой. Потом успеть на вокзал, где проводница поезда Киев – Москва передавала завернутую в промасленную бумагу роборуку от старого знакомого Тереховой с украинского оборонного предприятия. А вечером я бежала за только что прибывшими контейнерами с тканевыми сфероидами. После чего мы с Гаркуновым всю ночь наносили наногидроксиапатит на свод черепа мыши.