Чарлз Стросс - Каталог катастрофы [litres]

Я выключаю гриль.

– Все это не имело бы совершенно никакого значения, если бы какой-то безымянный гений в Аненербе не раскопал неопубликованный «Последний вопрос» Давида Гильберта. А оттуда уже было рукой подать до Ванзейской конференции.

– Гильберт, Ванзейская конференция… ничего не понимаю. Как вариационное исчисление связано с Ванзе?

– Вопрос неправильный, но правильный Гильберт. Речь не о двадцати трех нерешенных проблемах математики, а о его более поздней работе. Фокус в том, что незадолго до смерти в 1943-м Гильберт взялся за очень необычные идеи. Более или менее первым занялся функциональным анализом, изобрел Гильбертово пространство – это общеизвестно, – а в середине тридцатых работал над теорией доказательств, которая могла бы формально доказывать верность той или иной теоремы. Да, я знаю, что ее торпедировал Гедель в 1931-м. Но ты ведь знаешь, что Гильберт почти перестал публиковаться в тридцатых, а в сороковых не опубликовал ничего? И да, он прочел докторскую диссертацию Тьюринга. Схему рисовать надо? Нет? Хорошо.

Что до Ванзейской конференции, она прошла зимой 1941-го, и на ней были приняты меры к окончательному решению . Прежде смертоубийства происходили по большей части на местах: работали айнзацгруппы, мобильные подразделения, которые метались за линией фронта и устраивали массовые расстрелы. Именно члены отдела численного анализа Аненербе СС, основываясь на той неопубликованной работе Гильберта – он резко отказался с ними сотрудничать, как только понял, к чему идет дело, – подготовили почву для Ванзейского заклинания.

На Ванзейскую конференцию прибыли делегаты из двух десятков нацистских организаций и министерств. Там они распланировали организацию и реализацию окончательного решения. Аненербе выступила в качестве кукловода, используя Карла Адольфа Эйхмана – в то время начальника отдела IV B 4 гестапо, это что-то вроде нацистского аналога генерала Лесли Гровса. В Штатах генерал Гровс был офицером инженерного корпуса: он занимался организацией массовой инфраструктурной и логистической мобилизации, необходимой для Манхэттенского проекта. В Вене оберштурмбанфюрер Эйхман занимался обеспечением сырья для самого огромного некромантического ритуала в истории человечества.

Целью того, что в Аненербе называлось «Проект Ётунхейм», а все остальные зовут Ванзейским заклинанием, было (в современной терминологии) открытие врат четвертого класса – большого двустороннего моста в иную вселенную, откуда намного легче с точки зрения расчетов открывать врата обратно в нашу вселенную. Мост настолько широкий, чтобы проходили танки, бомбардировщики и субмарины. По буквам читается «ответный удар». Мы не до конца уверены в том, какими были их граничные требования и что именно должно было случиться в результате Ванзейского заклинания по изначальному плану, но они пошли на крайние меры: Ванзейское заклинание обошлось Рейху дороже, чем Манхэттенский проект обошелся США, и имел бы такие же или бо́льшие военно-стратегические последствия, если бы завершился успехом.

Разумеется, заклинание у них вышло умопомрачительно неоптимизированным: сейчас его можно было бы провести с бюджетом в миллион фунтов на оборудование и буквально парой жертвоприношений при наличии правильного понимания теории. Они попытались решить проблему грубой силой и не преуспели – особенно когда Союзники пронюхали об этом и разбомбили к чертовой матери большие накопители душ в Пенемюнде. Но не в этом суть. Они не преуспели, и всех этих смертей, десяти миллионов людей, которых они замучили в лагерях смерти ради своего некромантического заклятья, не хватило, чтобы вытащить их из петли.

– Это ужасно, – Мо ежится и встает, чтобы проверить чай. – Хм-м, нужно добавить молока. – Она опирается на кухонную стойку рядом со мной. – Не могу поверить, чтобы Гильберт добровольно сотрудничал с нацистами в таком проекте.

– Он и не сотрудничал. А когда Союзники все узнали, они чрезвычайно тщательно, хм, демилитаризовали Германию. По крайней мере, в оккультном поле. В живых не осталось никого из работников отдела численного анализа Аненербе СС: если их не прикончили отряды смерти УСО, это сделали УСС или НКВД. В этом суть Хельсинкского протокола: никто не был готов принимать систематическое истребление мирного населения как основу новой военной стратегии, особенно учитывая крайне неприятные и опасные эффекты оружия, над которым работали в Аненербе. Например, схлопывание ложного вакуума или приглашение в нашу вселенную значительно превосходящих человечество разумных созданий. Атомные бомбы и баллистические ракеты на этом фоне выглядели безобидно.

– Ох, – вздыхает Мо и некоторое время молчит. – Поэтому со мной произошло невозможное, так? Кажется, я начинаю понимать. Все чудесатее и чудесатее…

– Я лечу в Амстердам в следующий понедельник, раньше не было билетов, – медленно говорю я. – Не хочешь присоединиться?

Я чувствую себя полным дерьмом. Энди меня предупреждал, что так будет, а Энглтон разжевал для ясности, но это вообще не утешает, поскольку я рассказываю ей только половину причин, по которым еду в Амстердам, – ту половину, для которой у нее есть допуск.

– Под Рейксмюсеумом есть очень интересный подвал, – легко говорю я. – Он закрыт для просты… для граждан, которым не положено знать о Хельсинкском протоколе. Но фокус в том, что Голландия входит в ДВРС ЕС, договор по совместному проведению операций против паранормальных угроз. В США мне нельзя ехать по работе без специального приглашения, а вот Амстердам – наша вотчина. Пока все официально, и я поддерживаю контакт с местными спецслужбами, можно запрашивать поддержку и получать ее. И если я захочу поработать в подвальной библиотеке, что ж, это лучшее собрание памятных вещей и записей Аненербе отсюда и до самого Яд-Вашема.

– То есть, если тебя одолеет страстное желание полюбоваться работами старых мастеров, а потом ты на несколько часов исчезнешь за боковой дверью…

– Именно.

– Чушь собачья, Боб, – Мо хмурится. – Ты мне только что рассказывал про историю нацистских некромантов. Ты явно считаешь, что они как-то связаны с ближневосточными ребятами из Санта-Круза, как минимум тот, со странными глазами и немецким акцентом. Твои соседи мне только что рассказывали наперебой, насколько хорошо защищен этот дом и как только что обновили все поля. Если ты чего-то боишься, почему бы просто не посидеть здесь, не высовываясь?

– Ну, если не считать, что эти уроды зачем-то хотят тебя похитить, – пожимаю плечами я, – в их связи с нацистскими некромантами я не уверен. Слушай, есть и другие причины, о которых мне нельзя говорить, но сейчас Амстердам подходит больше – если мы хотим найти этих идиотов, прежде чем они опять попытаются тебя выкрасть.