Ричард Адамс - Девушка на качелях [litres]

Тут из прихожей донесся голос Тони:

– К вам можно? Вы дома?

– Сейчас спустимся! – ответил я.

– Что ж, отложим на потом, – шепнула мне Карин и, соскользнув с кровати, начала одеваться.

Тони пришел с сынишкой, Томом. Они ходили на реку и заглянули к нам в гости, взлохмаченные, с полотенцами на плечах, увлеченно жуя яблоки. Я разрешил Тому помочь мне полить георгины и гладиолусы (воды досталось не только цветам), потом он снова надел мокрые плавки и радостно потребовал, чтобы я окатил его из шланга, пока Карин и Тони пили мадеру в тени.

Когда Тому надоело с визгом носиться под струей воды, я свернул шланг, и мы отправились к шезлонгам.

– …Отпущение грехов? – говорила Карин.

– Что-то в этом роде, – ответил Тони. – А если бы кто согрешил, то мы имеем ходатая пред Отцем, Иисуса Христа, праведника; Он есть умилостивление за грехи наши…

– За любые грехи? Ну, вы так раньше упоминали.

– Да, за любые грехи, при условии истинного раскаяния. Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши. Только, как я уже говорил, сначала необходимо простить себя самого.

– Надо же, какие серьезные темы вы обсуждаете в пятницу вечером, – сказал я. – Не возражаете, если я присоединюсь к вашему спору? К примеру, простится ли хула на Святого Духа?

– Ну, в этом еще никому не удалось разобраться, – заметил Тони.

– Во всяком случае, к мадере это не относится. Давайте-ка я вам подолью. Может быть, дать капельку Тому? Она сладкая.

После того как они ушли, Карин сказала:

– Алан, давай погуляем, обойдем Булл-Бэнкс по краешку.

– По периметру, как выражаются агенты по продаже недвижимости. Или по территории вдоль ограды? Я все время путаю.

Там, куда не добрались садовые ножницы Джека Кейна, заросли были густыми, но Карин потребовала, чтобы мы прошли по всему участку – и вдоль канавы за старым полуразвалившимся свинарником; и через кустарник, где один из прежних владельцев, еще в Эдвардианскую эпоху, устроил кладбище домашних питомцев и установил над их могилками плиты с кличками; и по заросшей травой тропке у сливовых деревьев. Невысокий земляной вал, усаженный лаврами и березами, разделял сад на две половины; в конце концов мы уселись под ним, близ клумб с кустами роз.

– Интересно, кто решил соорудить здесь вал? – спросила Карин. – И зачем?

– В детстве я считал, что это и есть Булл-Бэнкс, Бычья осыпь.

– А почему ваш дом так называется?

Я по памяти процитировал:

– Зимой и ранней весной мистер Тод обитал в норе среди камней на вершине Бычьей осыпи.

– Мистер Тод?

– Это лис из сказки Беатрикс Поттер. Я тебе покажу, у меня все ее книги есть.

– Булл-Бэнкс – это крепость, правда? Наша крепость. Здесь нам ничего не грозит. Мне здесь спокойно, Алан. Ты меня защитишь. А теперь давай вернемся к тому, на чем Тони нас прервал.

На следующий день Карин снова захандрила и ушла из магазина вскоре после обеда, несмотря на то что в субботу было много покупателей, а миссис Тасуэлл взяла выходной. Когда я вернулся домой, то оказалось, что Карин вытащила «Девушку на качелях» из коробки, поставила на рояль, рядом с вазой, где красовался стебель пурпурного гладиолуса, и рассеянно наигрывала прелюдию Баха. Увидев меня, Карин прекратила музицировать.

– Алан, как называется богослужение, о котором мы вчера говорили с Тони?

– Литургия? Святое причастие?

– Да, именно оно. А можно мне сходить к причастию?

– Сходить-то можно, но причащаются только конфирмованные прихожане.

– Я проходила конфирмацию, когда мне было двенадцать. Мне объясняли про причастие, но тогда я не очень поняла, в чем его смысл, а потом не придавала этому значения.

– Ничего страшного.

– А когда начинается служба?

– В восемь утра. Если хочешь, можем пойти в семь.

– А там будет много народу?

– Завтра вряд ли.

– А нельзя, чтобы там были только мы с тобой?

– Боюсь, что нет. Не волнуйся, завтра там и двадцати человек не наберется.

– А каяться во всех грехах надо во всеуслышание?

– Нет, что ты! Все читают установленную молитву общего покаяния. Вот, посмотри, если хочешь. – Я достал молитвенник и открыл на нужной странице.

Она начала читать, время от времени задавая вопросы:

– А почему «Достойно и праведно есть»? Что есть? И что значит «по природе Своей всегда милуешь»?

Я объяснил.

Минут через десять я заметил, что ее глаза полны слез.

– Карин, обряд причащения предполагает, что молящиеся исполнятся благодати Божией и возрадуются. Поэтому не принимай все так близко к сердцу. Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши.

– Но тут говорится, что Он берет на Себя грех мира.

– Знаю. Мне всегда представляется бедный Иисус, бредущий с полным мешком грехов, чтобы сбросить его в море или что-то в этом роде. Ну что ты, любимая! Не огорчайся. Помнишь, что ты вчера говорила про нашу крепость? Кстати, не пора ли ужинать? Паштет, стейк, мусс – ты опять яиц переложила, и он…

– …Не стои́т?! Ну и шуточки у тебя, Алан. Погоди, дай подумать. Нет, паштета на ужин не будет. У нас есть ветчина-прошутто и дыня.

– Я не голодный, но очень жадный, – заявил я и отправился за ней в кухню.

На следующее утро я проснулся оттого, что Карин целовала мне лицо и плечи.

– Доброе утро, любимый! А знаешь, какой сегодня день?

– Воскресенье.

– Ach, nein! Я совсем не это имела в виду. У нас сегодня месячина. Седьмое июля, ровно два месяца со дня нашего знакомства.

– Совершенно верно. Какой чудесный день!

Нагая, она поднялась с постели и встала перед зеркалом:

– Если хочешь, я тебе еще кое-что скажу.

– Что?

– У меня задержка. Вот уже три недели.

– Правда?

– Да.

– Ах, Карин! Ты пойдешь делать тест?

– Нет, это необязательно. Скоро я буду знать наверняка. Любимый, вставай скорее. Мы же идем в церковь.

Поскольку ни в Библии, ни в Книге общей молитвы об этом не говорится ни слова, я никогда не придерживался обычая поститься перед Святым причастием. Я выпил чаю, побрился, оделся и проверил часы, позвонив в службу точного времени. Вполне естественно, что меня больше всего занимало известие о беременности Карин. От меня (во всяком случае, пока) ничего не требовалось: ни кому-нибудь сообщать об этом, ни строить планы на будущее. Строго говоря, на время об этом можно было забыть, но я, естественно, не мог. Новость меня будоражила, особенно если она все-таки подтвердится. (А почему бы ей, собственно, и не подтвердиться? Карин – здоровая молодая женщина, других причин для задержки месячных нет.)

Хорошие новости, особенно личного характера, непосредственно затрагивающие твои перспективы на будущее, вызывают такое же щемящее чувство, как знакомые виды, встреченные в долгой бесцельной прогулке, – дом друга, река или собор, хотя сам и сознаешь, что рано или поздно они попадутся тебе на пути. Все вроде бы остается прежним, но тем не менее меняется, и начинаешь сознательно идти к неожиданно возникшей цели. Такое же чувство возникло сейчас и у меня. И у Карин, наверное, тоже. Больше она об этом не говорила, поэтому, следуя ее примеру, я тоже молчал. К самым важным вещам она всегда относилась с нарочитым безразличием, будто считала, что вполне способна совладать со всем этим: с рождением, смертью, внезапным обогащением, болезнью и так далее.