Евгений Бабушкин - Пьяные птицы, веселые волки [litres]

Л. Я писатель, а не смерть.

Фрида. Простите. Простите. Знаете, почему улицы притихли? Знаете, почему молчат циркачи? Они ждут. Люди знают, что к ним приехал вождь мировой революции товарищ Леон Троцкий. Смерть, а не писатель. Он вёл красную от крови армию сквозь снег, который они видели только на крыше гор. Они ждут. Вскиньте кулак, и они выйдут на улицы. Народ будет петь, если вы захотите. Народ будет петь ваше имя.

Л. Сменится музыка – запоёт иначе. Песни дёшево стоят. В Германии миллионы ходят за вскинутым кулаком. И в бывшей моей Республике тоже весело поют, с каждым годом всё веселей.

Фрида. Вы нарисовали Республику, а ученики заляпали всё мазнёй. Возьмите ещё одну доску. Я пойду с вами. Буду ваша Фрида, ваша хромая тень. Буду вам кистью. Возьмите людей. У людей винтовки. Нужна красная краска. Президент – жадный и глупый коротышка, ткни его – упадёт, задрыгав ножками. Нужна чёрная краска. Полиция боится. Рабочие приросли к станкам, а конторщики к арифмометрам. Отдирать надо с кровью. Всё содрогнётся от нас. Хотите маленькую коммунистическую республику у подножья гор? Нужна белая краска.

Л. Бросьте. Подождите. Вот что. Сказка! Знаете, как один фашист целый город захватил?

Фрида. Я знаю сказки только про кровь.

Л. Вы такая молодая, а я такой старый. Я разучился так кричать. Слушайте. Был в Италии один фашист, и недурной поэт при этом. Писал звонко. Сошёл с ума, как все тогда сошли. Собрал солдат и взял город. Жалкий прибрежный городишко с испуганными горожанами. Поэт изящно правил, написал конституцию в стихах, пригласил в министры скрипачей и трубачей, даже палачом у него был ювелир. Потом приплыли другие фашисты, не такие звонкие, развернули свои корабли поудобнее, дали залп по стенам, по ратуше, по дворцу и по всей этой музыке, и поэт сдал свой фальшивый город-государство – реальности.

Фрида. Нет.

Л. Так и было. Город назывался Фиуме, и было это в 1920 году. А поэта звали Габриеле д’Аннунцио, и его книги есть в вашей библиотеке.

Фрида. Но он победил. На год, но победил. Это важно.

Л. Важно, что ему было плевать на людей, если они не играют на скрипке, и был он редкая скотина.

Фрида. Я-то вам верю. Но моё сломанное тело не верит.

Л. Мне не нужен город, Фрида.

Фрида. Я знаю, что вам нужно, Леон.

Л. Мне нужен весь мир.

Бумажный человек. Так и запишем.

Л. Привет рабочим, колхозникам, красноармейцам и краснофлотцам СССР из далёкой Мексики.

Хор.

Л. Цель Четвёртого интернационала – распространить Октябрьскую революцию на весь мир и в то же время возродить СССР, очистив его от паразитической бюрократии.

Хор.

Хор.

Л. Достигнуть этого можно только путём восстания рабочих, крестьян, красноармейцев и краснофлотцев против новой касты угнетателей и паразитов.

Хор.

Старуха. Охота! Охота! Я видела, мужчина с нежными руками мясника собирал по деревням людей и ружья, он говорил – охота. Пять песо давал! Но я старая, чтобы держать ружье.

Оборванец. На кого охота?

Старуха. На зверя.

Оборванец. На кошку, что ли?

Старуха. Нет.

Оборванец. На зайца, что ли?

Старуха. Нет. А что, других зверей в Мексике не осталось?

Оборванец. В Мексике-то? Нет. Все либо сверкают глазами и воруют соседское мясо, как кошки. Либо прячутся по кустам и срут себе на лапы, как зайцы. Один остался лев, да и тот Троцкий.

Полицейский. Разойдись! Разойдись! А впрочем, сойдись. У тебя есть радио, Оборванец?

Оборванец. Я сам себе радио.

Полицейский. Слушайте последние новости. В Троцкого стреляли. Стреляли!

Старуха. Он живой?

Полицейский. Окна – в труху. Двери – в труху. Спальню ему изрешетили. Целого места нет. А к Троцкому как раз внук приехал. Говорят, у старика и так поубивали всех детей, а тут пальба, парень выскочил, бац – ему палец на ноге отстрелили. Он такой: «Дедушка!» А дед на полу. Смешно?

Старуха. Он живой?

Полицейский. Никого, конечно, не нашли. Охотники пропали в ночи.

Старуха. Он живой?

Полицейский. Он живой. Пули прошли мимо. Троцкий с семьёй бросился на пол и остался жив. Везёт сукиному сыну.

Старуха. Кто однажды жил – не умрёт.

Оборванец. Смерть кактусам!

Полицейский. При чём тут кактусы, Оборванец?

Оборванец. Ура! Ура! Ура! Слава нашему президенту и смерть кактусам!

Полицейский. Слава президенту! Слава президенту! А теперь объясни.

Оборванец. Да это ж кактусы виноваты, что Троцкий живой. Потому что водку делают из кактусов, сеньор Полицейский. Я по себе знаю: такая от неё бывает дрожь, что даже хер из рук валится. А тут – ружья. Они-то потяжелее хера. В следующий раз нанимайте трезвых убийц, сеньор Полицейский.

Полицейский. Разойдись! Разойдись!

Л. Нам дали ещё один день жизни, Наташа.

Наталья. Вышло солнце. Хочешь покормить кур? Хочешь, почитаем? Хочешь музыки?

Л. Лучше чаю.

Наталья. Жарко. Через дорогу сидят крестьяне. Смотрят. Ждут. Щурятся.

Л. И чего они сидят? Чего смотрят? Чего ждут? Впрочем, я уже не сержусь. Не они, так их дети. Путешествия позади, мы обречены на Мексику. И ни о ком никаких новостей. Это последний адрес Троцкого. Рио Чурубуско, четыреста десять.

Наталья. Снова приходил этот человек. Вроде бы из новых твоих почитателей. В руках бумага и ничего кроме бумаги.

Л. Скоро я его приму. Скоро. Трудно быть человеком, с которым всё произошло. Осталось пить чай, разводить кур, целовать тебя. Тихая старость Лейбы Давидовича Бронштейна. А Льву Троцкому осталось несколько строк. Жить в книге. Всё, что осталось. Лечь в книгу. Умереть в книгу. Лицом в бумагу.

Наталья. Ты мог cпеть и плюнуть кровью посередине песни, чувствуя пулю треснувшими позвонками. Ты мог задохнуться от ярости, заклиная людей на площадях. Ты мог сто раз пропасть где угодно. И я так счастлива, что ты ещё живой. Самый живой человек на свете.

Бумажный человек. Покончила с собой проживавшая в Берлине дочь Троцкого, Зинаида, по мужу Волкова. Она жила при отце в Турции, но затем получила, по болезни, разрешение на временное проживание в Германии. Срок визы недавно истёк, и Волковой было предложено покинуть страну.