Тори Ру - Ноль [litres]

Тяжело вздыхаю – я скучаю и не нахожу себе места. Ворох странных чувств искрится, мешая нормально думать и выглядеть собранной и серьезной.

Вчера Егор, бесшумно ступая в нескольких метрах позади, проводил меня до остановки и, молча привалившись к забору за ней, дождался, когда подойдет транспорт.

В дверях я оглянулась и, забив на конспирацию, помахала ему.

Надежда и ужас – вот что было в его глазах…

Надежда на то, что я не обманываю, и ужас оттого, что он верит мне, возможно, даже против собственной воли.

Но я уверена в себе – я не предам. И обязательно придумаю выход – Егор тоже начнет жизнь с нуля, и все наконец увидят его настоящего.

Жужжит телефон, и я вздрагиваю.

«Саша» – оповещают черные буквы на экране.

Тут же возвращаюсь с небес на грешную землю, перевожу звонок на беззвучный режим и прячу телефон поглубже в карман куртки.

Неужели Саша так ничего и не понял? Я больше в нем не нуждаюсь. Как еще объяснить это ему?!

Пылесос, словно верная собачка на поводке, послушно слоняется за мной по квартире, сует нос в потайные углы, заросшие пылью и паутиной, наводит порядок под буфетом, креслами и диваном в гостиной. Поднимаюсь на ноги, нажимаю кнопку на пластиковом корпусе, и комната погружается в звенящую тишину.

– Ба, я закончила, – кричу. – Помочь тебе?

– Спасибо, Сонюшка, но я уже сама все убрала. И обои подклеила!.. – радостно сообщает она, и новое, странное чувство, словно подступающая мигрень, зарождается где-то в затылке. Подозрение, похожее на паранойю… Отчего-то бабушка очень не любит, когда кто-то заходит в ее спальню, и, уходя на работу, всегда запирает дверь на замок.

Закрываю глаза и считаю до десяти – я ведь знаю причину. Ее комната заполнена вещами Сони, и туда никому не разрешается входить без спроса, дабы ничего не сломать и не повредить.

Октябрь ощетинился первым ледком – его время проходит, темный ноябрь стоит за спиной, глумится, наступает на пятки… Всматриваюсь в осеннюю мглу, но Егора и его огромного телохранителя на школьном дворе нет. Зато к ступеням легкой походочкой приближается Саша, и я тут же линяю с крыльца.

В школе привычный шум: нарочито громко орут и носятся по коридорам младшеклассники, техничка ругается с охранником, в воздухе витают запахи краски, булочек и хлорки… Выискиваю глазами черное пальто, хоть и знаю, что это бесполезно: Егор приходит позже всех.

– Опять телефон заглючил? – Саша отдает гардеробщице куртку, забирает номерок и намертво приклеивается ко мне.

– Нет. Просто мы с бабушкой были заняты, – устало вздыхаю и съеживаюсь.

– Так заняты, что ты два дня не могла мне перезвонить? – Синие глаза наполнены безмятежностью, но я знаю: она обманчива.

– Смысл, Саш? Не собираюсь никуда с тобой ходить! – отрезаю я. – И не хочу ни о чем тебе рассказывать! Не хочу, понимаешь?

Он сжимает челюсти, на щеках проступают красные пятна. На всякий случай подаюсь назад, но ярость на его лице сменяется довольной кривой улыбочкой:

– Ты ревнуешь, что ли? Так я и знал… Я давно послал Наташку, а ты все никак не успокоишься!

Что за тупой, непробиваемый идиот…

Беспомощно опускаю плечи, разворачиваюсь на каблуках и ухожу.

Девочки хвалятся новыми фотками с выходных и рассказами о клубах, в которых им довелось потусить в Городе; меня все нервирует и бесит, лишь рисунок на груди – моя тайна – согревает и успокаивает сердце.

Перед самым звонком распахивается дверь, и Егор, глядя под ноги, спокойно проходит к своей парте.

Еще в пятницу утром такое поведение задело бы мою гордость, но теперь я знаю: это маска, роль, которую он в совершенстве играет. Возможно, и ради меня.

Чувствую себя спецагентом на секретном задании, включаюсь в игру – держусь непринужденно и ровно, хотя счастливая улыбка, как приклеенная, сияет на лице, щеки пылают, а в ушах шумит.

– Ты влюбилась? – ставит точный диагноз Алена.

И я тут же нейтрализую ее гневным, недоуменным взглядом.

А на большой перемене, убедившись, что Саша и его бандерлоги развалились с телефонами на подоконниках первого этажа и никуда не собираются уходить, я пулей взлетаю на второй и бегу к пожарной лестнице.

Где-то наверху сквозняк хлопает трухлявой рамой, эхо мечется среди пустот и ветхих конструкций, угасает и вновь оживает от звука шагов.

Егор отщелкивает окурок, отправляет в рот жвачку и останавливается в метре от меня:

– Ну и как? Жалоб нет? – сдержанно спрашивает он, но я все равно замечаю легкий румянец смущения на его лице и неудобно, ярко и позорно краснею.

– Нет! Заживает хорошо, – сообщаю дрогнувшим голосом и умираю от чудовищной неловкости, нервного ожидания, упрямой надежды и огромной радости – я бы с удовольствием с разбегу прыгнула на него и задушила в объятиях, но…

– Ну и хорошо, – соглашается Егор и вдруг улыбается той самой улыбкой, от которой к чертям сносит все плотины.

Он опускается на верхнюю ступеньку и хлопает по ней ладонью, приглашая меня присоединиться.

Ошалев от счастья, быстро сажусь рядом с ним, и наши плечи соприкасаются – если прислушаться к себе, можно почувствовать пробившееся сквозь слои ткани тепло…

Я глупо пялюсь на него, а он удивленно и озадаченно разглядывает меня.

Мы одновременно моргаем и быстро отворачиваемся друг от друга. Стены уплывают, потолок качается, рискуя обрушиться прямо на наши головы.

– Блин… – шумно вздыхает Егор. – Приплыли.

Неужели с ним тоже творится что-то неладное, и он не знает, как этому противостоять?..

И я решаюсь: первой сбрасываю оцепенение и бесстрашно ныряю в непроверенную глубину:

– Знаешь, в пятницу… У меня что-то щелкнуло в голове. Егор, я постоянно думаю о тебе! У меня куча вопросов, но я не задам их, если ты…

– Спрашивай, черт с тобой, – обреченно кивает он, сжимает и разжимает пальцы татуированной руки и вдруг берет меня за руку, отчего я с трудом остаюсь в сознании. – Отвечу, раз спалился. На все. Если смогу.

– Ты ведь знаешь, о чем я хочу спросить… – начинаю осторожно, но не могу совладать с длинным языком: слишком долго я думала о произошедшем, слишком много предположений перебрала в голове. – Мне интересно, почему ожил цветок, почему я теперь с удовольствием ем, почему в пятницу, у Воробья дома, я пришла в сознание… Как ты делаешь это?

Егор до боли сжимает мои пальцы, и я замолкаю.

– Не так быстро!.. – морщится он, пристально смотрит на наши сцепленные руки и задумчиво произносит: – Знаешь, с самого раннего детства я часто вижу один и тот же сон – в этом сне я живу в мире, где мне искренне рады… все. Абсолютно все. Словно я – суперзвезда, знаменитость, герой. Для меня открыты двери домов, магазинов, школ… Мне улыбаются, меня уважают, меня ценят и ставят в пример, представляешь?