Тори Ру - Ноль [litres]

От ее шипения и горячего дыхания разгорается головная боль.

Отворачиваюсь, медленно оглядываю класс, и в мозгах рождается странная ассоциация: как-то раз я смотрела фильм про Средневековье, и перекошенные лица одноклассников сейчас живо напоминают мне лица из толпы, обезумевшей в предвкушении казни.

Когда-то я была такой же. Одной из многих.

Хочется вскочить и сбежать, прикрыв ладонями уши.

После уроков классная просит Егора задержаться, и он нехотя возвращается в кабинет.

А я шатаюсь по пустому коридору, топчусь у двери, тянусь к ручке, собираюсь войти в класс и рассказать, кто на самом деле ударил Урода. И за что. Но не решаюсь.

Как я потом объясню всем, почему заступилась за него?

Мелкий дождь барабанит по оцинкованному подоконнику, серое небо нависает над крышами соседних домов, унылая и промозглая картина никак не способствует быстрому пробуждению. Нашариваю под подушкой и подношу к глазам телефон. Семь утра.

Отключаю его – сегодня суббота, Саша наверняка весь день будет доставать звонками и сообщениями.

Зажмурившись, выползаю из-под одеяла, но в комнате неожиданно комфортно и тепло.

– Сонюшка, отопление включили! – радуется бабушка, едва завидев меня на кухне. – Вовремя, а то в моей спальне в углу обои от сырости отслоились!

– Ну так давай подклеим, – предлагаю, уцепившись за идею: домашние заботы – прекрасный повод отделаться от Саши, но бабушка вздрагивает.

– Что ты! Нет. Я сама…

Пожимаю плечами, сажусь на стул, кулаками протираю глаза.

Стерильная чистота кафеля, блестящий чайник, белые тюлевые занавесочки, фарфоровый бокал с зайчиком, перешедший ко мне по наследству, – все родное, привычное и… опостылевшее до тошноты.

– С этой подработкой у меня совсем не осталось времени на тебя! – сетует бабушка, допивая чай. – Прости, что тебе приходится терпеть это соседство. Оля говорит, что вчера он напугал детей своим внешним видом…

Молча слежу за хороводом чаинок в кипятке и тоже начинаю закипать.

– Я в Генеральную прокуратуру напишу, пусть проверят законность решения директора и чиновников, пусть приедет комиссия и даст официальный ответ, можно ли…

– Ба, я тут подумала, – перебиваю бабушкину пламенную речь и смотрю ей в глаза. – Его отец убил и понес заслуженное наказание… Но Егор-то тут при чем?

Я тут же жалею о сказанном – бабушка срывается на крик:

– Соня была моим солнышком, светом в окне, любимым ребенком! Не дай Бог никому пережить такое! Вместе с ней и меня убили, понимаешь ты или нет?! – Она бледнеет и задыхается: – Будь проклят их род до седьмого колена! Никто из них не подойдет к нам близко: ни ублюдок, ни его мать!

Вжимая голову в плечи, я вскакиваю и бегу за аптечкой.

Вот я и проверила границы дозволенного… Про Лебедева дома даже заикаться не стоит.

Бабушка давно пришла в норму и ушла к «своим деткам», а меня все еще трясет от негодования и страха.

У нее есть причины ненавидеть и проклинать – я понимаю это. Но не могу приказать глупому сердцу не обливаться кровью из-за несправедливости, что терпит от людей Егор.

За что он расплачивается? Каково ему живется?

Ноль. Ничто. Неприкасаемый. Отброс общества, фрик, урод…

Только я знаю, какой он на самом деле.

Сколько бы этот мрачный парень ни обжигал взглядом, сколько бы ни бил жестокими фразами наотмашь – его поступки все равно говорят громче любых слов.

Я уверена: он лучше и чище многих.

Единственное, что не вписывается в стройные умозаключения, – Сонина серьга… Зачем он носит это нелепое украшение, из-за которого его постоянно гнобят и обзывают? Возможно, это протест?

Все выходные я слоняюсь по квартире и сгораю от неясного томления, вызвавшего ворох смелых и странных мыслей.

Общественное мнение – страшный инструмент воздействия на неугодных, и бабушка, сама того не желая, долгие годы подогревает народный гнев… Так вышло, что в глазах жителей городка она – официальная страдалица, ангел во плоти, а семья маньяка Лебедева – воплощение зла и бесстыдства.

Эти нормы давно устоялись и превратились в необъяснимое, ничем не обоснованное поклонение одной и травлю других, они отняли у нас с Егором детство и мечты о будущем.

Я вынуждена быть слишком правильной, он умышленно воплотил образ грязного и мерзкого асоциального урода. Но мы не такие. Мы – где-то посередине.

Я ведь даже не Соня… Смотрю в зеркало в ванной и вижу, что на проборе заметны отросшие черные корни.

Нет, я – Соня, но я – это я.

Больше не в силах участвовать в чужом противостоянии, в котором никогда не было смысла. И соответствовать завышенным ожиданиям устала…

У меня ведь имеются только мои сокровенные мечты, и, несмотря на любовь и уважение к бабушке, я должна попытаться осуществить их – найти силы и честно признаться, что не вижу себя математиком, что планирую уехать в Город, что не являюсь той Соней, которой много лет с переменным успехом притворяюсь.

Пришла пора начать все с нуля.

«Ты никогда не сделаешь этого, потому что ты чистая», – противный пьяный голос Саши вклинивается в размышления, и я дрожу.

Его взгляды с недавних пор обмазывают липкой грязью и вызывают отвращение, а то, что призвано отпугивать – рука с жуткой татуировкой, – вселяет покой и вызывает доверие.

Хочу быть брюнеткой, хочу быть рядом с тем, кто мне по-настоящему интересен, хочу быть обычным человеком.

Кажется, я даже придумала, как вернуть себе собственное тело.

В закутке между раздевалками, прямо под нерабочей видеокамерой, Урода снова приложили затылком о стену – раздался глухой удар, и придурки из параллельного класса тут же слиняли.

Быстро оглядываюсь, подбегаю к нему, наклоняюсь и протягиваю руку, но он резко отталкивает раскрытую ладонь.

– Засунь свою помощь куда подальше… – ухмыляется Урод, цитируя сказанные мной в сквере слова.

Сжимаю пальцы в кулак и прячу за спину. Боль раздирает душу, мгновенно наворачиваются слезы, и я не выдерживаю:

– Почему ты так ко мне относишься?

– Как? – огрызается Урод.

– Вот так… Разве ты не должен…

– Я? Что я должен тебе? – Он поднимается, поправляет пиджак и смотрит мне в глаза. – Ползать перед тобой и облизывать твою обувь только потому, что ты – Соня Наумова?

– Нет… Нет, конечно!.. – Я задыхаюсь под его взглядом, сердце останавливается, мозг отключается, лишь одна мысль кажется единственно верной и вырывается на волю: – Я хочу сказать, что в последнее время многое осознала и… в общем… Я прошу прощения. У тебя.

Урод в замешательстве замирает и прищуривается:

– Что?..

– Что бы ни случилось в прошлом, я считаю: ты не виноват. Я не разделяю взглядов бабушки, – я уже не могу остановиться и всхлипываю от рыданий: – У меня нет к тебе ненависти! Я извиняюсь перед тобой. За все!