Тори Ру - Ноль [litres]

Егор возвращается из гардероба, вручает мне пластиковый номерок, прежде чем я успеваю раскрыть рот, берет за руку и ведет к входу в зал. Он достает телефон и демонстрирует его охране – с разбитого экрана те сканируют черно-белый код и надевают на наши запястья желтые бумажные браслеты.

Получается, Егор заранее купил билеты…

В зале он отлучается к бару, а я занимаю диванчик у витража, оглядываю собравшихся и свой прикид. Пожалуй, мы с Егором ничем не отличаемся от пришедших сюда парочек. Только вот мы – не пара. А кто же тогда мы?..

– Я этого не одобряю, но, раз обещал, напивайся! – Егор возвышается надо мной и сует под нос запотевший стакан с пивом. Он садится рядом и наблюдает, как я впервые пробую этот напиток и нахожу его вкус мерзким.

Я морщусь, но представляю встревоженные глаза бабушки и, задержав дыхание, отпиваю половину. А потом – все, что осталось.

Присвистнув, Егор отставляет пустой стакан и тащит меня «в люди».

На сцене появляются музыканты, их шумно приветствуют, хлопают, кричат.

Раздаются первые аккорды, голова кружится, ноги слабеют.

Я сопротивляюсь и настаиваю, что не умею танцевать.

Бабушка часто рассказывала, как Соня тонко чувствовала музыку, какой обладала пластикой…

Очередной талант, которым меня обделила природа.

Егор озадаченно смотрит мне в глаза:

– Просто расслабься и забей на все. «Ори, кривляйся, нравься мне!» – подпевает он вокалисту и изображает «свой собственный пого». Вокруг творится веселое безумие, явь кажется размытым сном, яркая невозможная улыбка напротив взрывает душу искрами счастья, восторга и… любви. Я люблю всех, а Егора люблю до потери пульса! Отбросив сомнения, выдаю дикий танец, состоящий из хаотичных прыжков и взмахов. Лебедев улыбается и поднимает вверх большой палец. Я танцую так, как могу и хочу: дергаюсь в конвульсиях, размахиваю руками, падаю в раскрытые объятия Егора, который ловит меня и хохочет.

По спине течет пот. Мне на все наплевать – я ушла в отрыв и развлекаюсь.

– Никогда не думала, что это так… офигенно! – Я вываливаюсь из клуба, сжимаю теплую руку и, не обращая внимания на свое произношение, тараторю: – Ты позовешь меня сюда еще раз? Договорились? Понимаешь, у нас дома не принято выражать эмоции, а мне иногда хочется тупо заорать бабушке в лицо… Хочется все сломать, взорвать к чертям и сбежать… Потому что там нет ни одного нормального человека. Боже, как же я ненавижу наш гнилой городишко!..

Влажный ветер приятно холодит разгоряченное лицо. Уже совсем стемнело – сияют огнями витрины и уличные фонари. Сбросив капюшон, я гордо иду рядом с Егором, его плечи расправлены, а глаза блестят.

Глубоко вдыхаю вечерний воздух Города моего детства – здесь живут мечты о будущем. Где-то здесь спряталась моя настоящая жизнь и ждет… И надежда, что Егор поможет мне ее отыскать, крепнет и перерастает в уверенность.

– У нас еще вся ночь впереди! Куда пойдем, Наумова? – снисходительно улыбаясь, интересуется Егор – в отличие от меня, к спиртному он не притрагивался.

– На Луну, Лебедев. Я хочу на Луну! – томно вздыхаю я.

Егор замедляет шаг, опускает ладонь на мой лоб и хмурится:

– Температура в норме… В пиво было что-то подмешано? Какая еще Луна?

Шлепаю его по пальцам.

– Эй, я в адеквате! «Луна» – это детская площадка в парке возле дома, где мама с папой когда-то снимали квартиру. Там были горки, песочница, качели… И забор с нарисованными звездами и огромной Луной…

Под вереницей пьяных огней мы бесцельно плетемся в кромешную темноту, «рука смерти», лежащая на талии, через слои зимней куртки и синтетику олимпийки до мурашек согревает кожу.

– Каждый день рождения мне, маленькой, позволяли качаться на этих качелях часами!.. В них не было ничего особенного – обычные дощечки на цепях, которые скрипели намного противнее, чем качели у подъезда, но они жутко нравились мне. Я взлетала ввысь, смотрела на нарисованную Луну и ждала кого-то… Кого-то неведомого, потустороннего, того, у кого в карманах для меня припрятано счастье. И пусть его существование противоречило законам физики и здравого смысла, я чувствовала, что он за спиной, – закрывала глаза и слышала шаги… Никого я не дождалась, естественно. Меня увезли к бабушке. Потом я много раз просила ее о поездке вместо торта со свечами и подарков. Но она уговаривала: мол, ну какая «Луна», если с куклой или мягким мишкой можно будет играть долго-долго, а качелей и в городке полно? Она не врубалась в сакральный смысл этого действа – качаться на моих любимых ржавых качелях именно в ДР и ждать чуда… Я больше не позволю ей решать за себя, я клянусь тебе, Егор. Первого марта, в день моего семнадцатилетия, я приеду сюда, несмотря ни на что!

В очередной раз удивившись тому, как сильно развязался мой язык, я замолкаю: с алкоголем мы явно не друзья.

– Какой парк? – тихо спрашивает Егор.

– Что? – Я прихожу в сознание. – Парк в Заречном…

– Пошли, тут близко. – Он увлекает меня в проулок, в конце которого рассыпаются на шум моторов и голоса людей звуки незнакомой улицы.

По шоссе, виляя, ползут автомобили, рыхлый снег налипает на подошвы, перед нами в голубом свете фонаря поблескивают черные кованые ворота парка, и огромный навесной замок надежно сторожит вход.

– Блин… – сокрушается Егор, для порядка дергает за створку, но она не поддается. Запрокинув голову, он проходится вдоль забора и сосредоточенно изучает его. Я хожу следом как привязанная. У растущих вдоль изгороди кустов Егор, быстро осмотревшись, объявляет:

– Перелезем здесь! – Обхватывает меня покрепче, поднимает и подталкивает вверх. Ломая ногти, я старательно карабкаюсь через досадное препятствие и мешком падаю в подстриженный кустарник по другую сторону ограждения. Егор ловко подтягивается и бесшумно приземляется рядом со мной.

Поднимаюсь на ноги, отряхиваю куртку, всматриваюсь в темноту замершего во времени парка – огромные деревья тянут ко мне узловатые ветви, хотят утащить в ночной кошмар, но Егор встает рядом:

– Куда дальше? – От его голоса страхи уносятся прочь.

Пытаюсь сориентироваться во мраке и пожимаю плечами.

– Кажется, туда…

Поскальзываясь и удерживая друг друга от падения, мы продираемся сквозь сухие заросли.

Наконец в отсветах дорожных фонарей в самом дальнем углу парка я вижу ее – огромную Луну, неаккуратно нарисованную желтой краской на старой кирпичной кладке, пару качелей, раскачивающихся на ветру, и покосившуюся горку.

Перед глазами мелькают обрывки смутных воспоминаний о молодом улыбчивом папе, ослепительно красивой маме, о моменте, когда жизнь еще не свернула в неверном направлении, но уже была предопределена…