Максим Кич - Большой дом [СИ]

Папа остался один.

Он повернул за один угол, за другой и, наконец, стеллажи расступились и между ними открылось небольшое пространство с дощатыми подмостками. На них стояли три высоких барных стула.

На стульях сидели трое. Выглядели они так, словно человеческие фигуры вырезали и заменили шумом от ненастроенного телевизора. А потом одели их в костюмы с галстуками.

Фигура по левую руку от папы заговорила многими голосами:

— Вы далеко зашли, уважаемый. Как будто и не помните нашего уговора.

Существо по правую руку продолжило, женским голосом, с громовыми раскатами на паузах и ударениях:

— Мы сдержали своё слово, а теперь вы поперёк договорённости идёте. Мальчик более вам не принадлежит, так что даже и пытаться будет излишним.

Тот, что сидел посередине, закончил.

— Оставьте пустое. Идите домой. Вы сделали всё, что в ваших силах.

Но папа так просто не сдавался.

— Тогда зачем вы здесь собрались? Если всё предрешено и неизбежно, почему тогда вы пытаетесь меня остановить?

— Считайте, что из жалости, — сказал тот, что сидел слева, — вы, люди, сделали слишком много такого, чего вам по штату делать не положено.

— Я за всех людей не отвечаю, — ответил папа, — Мы цену заплатили и отступать не будем.

Фигуры за столом переглянулись. Сидевший посередине наклонил голову по-птичьи и произнёс:

— А зря.

Трое поднялись со стульев и шагнули вперёд.

— Мы мальчика поклялись не трогать. А насчёт вас, любезный, уговора не было.

— Договоришься с вами… — с досадой пробормотал папа, а сам из-под полы пиджака достал что-то квадратное.

В руке у него оказался прибор, собранный в корпусе транзисторного приёмника. Только вместо динамика была натянута чья-то кожа, с которой вразнобой смотрели две дюжины крошечных глаз, похожих на крысиные. Под динамиком читалась самодельная табличка с надписью:

ЭТА МАШИНА УБИВАЕТ ДЕМОНОВ.

— Откуда у тебя тератокласт? — взвыли фигуры.

— По чертежам собрал. Из журнала «Атеист-Деконструктор», — проворчал папа и взялся за тумблер.

— Но ты же сам не сможешь выйти к живым! — пророкотала одна из фигур.

— А не вы ли только что меня порешить собирались? — поинтересовался папа, — И вот ещё. Наш уговор всё ещё в силе. Узнаю, что с моим сыном что-то случилось — я сам вас найду. Или мне вам напомнить, что мы сделали с Яхве тридцатого октября шестьдесят первого года?

Фигуры переглянулись, помрачнели, вспыхнули ярким пламенем и исчезли. А на их месте оказались мама и Васютка.

Они ещё немного прошли и увидели огороженный стеллажами стол. За столом сидел высокий мужчина с длинными пальцами. Он точь-в-точь был похож на начальника автобусного вокзала. Только здесь ножниц не было, а было много толстых тетрадей, в которых мужчина шариковой ручкой писал самые разные числа.

Наконец, он отложил ручку в сторону и внимательно посмотрел на посетителей.

— Ну-с, — произнёс он, — И что вы имеете мне сказать?

— Я не бесчестил священных бегемотов Таурт, — отчеканил папа.

Мужчина скривился.

— Милейший, раз уж вы так далеко зашли, может обойдёмся без клоунады. Что вы от меня хотите.

— Дайте мне число! — потребовала мама.

Мужчина прищурился на один глаз.

— Число, которое вы просите, было удалено из реестра. Я не могу вам дать его. Вы ведь знаете, что такое обращение Макондо.

— Вы издеваетесь, да? — спросил Васютка.

Очень его расстраивали вопросы, к которым он не успел подготовиться.

— Отчего же, Василий Петрович? — спросил мужчина, прищурившись на другой глаз, — смысла над вами издеваться нет никакого. У вас ведь, буквально, последний шанс выяснить, что же это за обращение такое.

— Вы точно издеваетесь, — расплакался студент.

— Отнюдь нет. — Пожал плечами мужчина и отчеканил, — Обращение Макондо — это типовой ритуал управляемого осквернения казуальных мощей, в результате которого, населённый пункт, симпатически связанный с оными мощами, оказывается удалён с Карты. Каковой акт влечет за собой формирование топологического замыкания. Со временем, замыкание деградирует и схлопывается.

— Вот именно! — закивал Васютка, — Я как раз вот в точности это и хотел сказать! А число это…

Мужчина посмотрел на Васютку неодобрительно.

— А енохианское число, однозначно ассоциированное с населённым пунктом, получает статус «запрещённого». В одностороннем порядке оно может быть использовано для проникновения внутрь замыкания. Покинуть замыкание на сегодняшний день считается невозможным.

Студент закивал с удвоенной силой.

А мама перехватила свою сумочку так, чтобы можно было легко извлечь её содержимое, и повторила:

— Так вы дадите мне число или нет?

— Как я и сказал, — терпеливо ответил мужчина, — Число это сейчас — запрещённое. Его полагается забыть — и снаружи замыкания его не помнит ни одна живая душа.

— Ну что же, — вздохнул папа, — если ни одна живая душа не помнит, придётся потревожить мёртвых.

— Вы, любезнейший, дайте-ка нам адрес квартиры профессора Сёмина, — вежливо попросила мама, сжимая в глубине своей сумочки какой-то очень острый предмет.

Мужчина размашистым почерком что-то написал на тетрадном листе, вырвал его и отдал маме.

— А теперь пора на выход, — скомандовала она.

— Двигай, отмычка, — приказал папа Васютке.

— А что с зачётом?

— Как только принесёшь мне направление — сразу поставлю, — пообещал папа.

Обратная дорога оказалась совсем короткой. И у самой двери папа придержал маму, так что Васютка оказался впереди. Пухлыми ладошками он отмахивался от архивной пыли.

— Помыться бы, — сказал он, — Хоть бы лицо сполоснуть.

— Зачёт… — елейным голосом напомнил папа.

И Васютка шагнул к двери. Щёлкнула невидимая пружина. Воздух пришёл в движение и туловище студента скользнуло куда-то в сторону. Руки и ноги ещё добрую секунду продолжали идти вперёд, к обещанному зачёту, а потом и они опрокинулись в небытие, будто бы их зажевали невидимые шестерни.

— Не сдал, — цокнула мама.

— Пошли быстрее, — решительно сказал папа, — Тут перезарядка меньше минуты. Главное, у нас есть адрес! Пора нам навестить этого профессора Сёмина!

Дядя Фёдор говорит коту:

— Надо что-то с Шариком делать. Пропадёт он у нас. Совсем от тоски высох.

Матроскин смотрит как пёс и трактор по двору ведром в футбол играют и говорит:

— Что-то не похож он на высохшего от тоски. Ты посмотри, как бегает. Ему надо в спорт высоких достижений, рекорды ставить…

Тут Митра увлёкся и ведро с громким скрежетом раздавил.

— Это он всё для вида, — возразил мальчик, — а глаза у него грустные.

— И как ты предлагаешь его развеселить?