Т. Клайн - Церемонии

Нити сетки рвутся одна за другой, легко, как шелк.

Старик на постели кончиками пальцев ощущает их сопротивление, чувствует, как сеть подается, как его когти расширяют дыру…

Внезапно раздается новый звук. В коридоре разносится эхо металлического скрежета. В замках входной двери на другом конце квартиры поворачивается ключ.

Усилием воли Старик возвращает себя в деревню. Яростными движениями когтей раздвигает порванную сетку.

Удар — это распахнулась входная дверь — и голоса. Здесь, у него в квартире.

Он больше не может оставаться с животным. Он должен немедленно вернуться. В следующую секунду его найдут голым на постели…

В последний раз оглядевшись глазами животного, Старик принимает решение. В одиночку ему с мужчиной не справиться. Неудача обойдется им слишком дорого. Столь многое висит на волоске.

Голоса в коридоре.

— Мистер Розад? — окликает грубый голос.

У него остается время на одну мысль, последнее приказание, прежде чем будет разорвана связь.

Оставь мужчину! — безмолвно выкрикивает Старик. — Найди жертву попроще!

Другой голос, тише:

— Рози? Рози? Кто-нибудь… Боже мой, Рози!

Животное знает, что осталось в одиночестве и вновь может полагаться только на собственные силы, — но не ощущает ни тоски, ни сожаления. Сегодня не удастся расправиться с мужчиной — но нетерпения тоже нет. Все его силы и вероломство теперь должны обратиться на новою цель.

Животное высвобождает лапу из дыры в сетке и беззвучно спрыгивает на землю под окном. В следующую секунду оно уже несется по освещенной луной лужайке к дому.

Ловко, как паук, взбирается по кривому стволу яблони, что растет позади дома, вонзая бледные когти глубоко в кору. Добравшись до верхних ветвей, пробегает по одной из них и легко перепрыгивает на ближайший подоконник. Окно открыто, внутри в пустой комнате пялятся со стен картинки из детских стишков. Проем закрывает только сетка. С хирургической точностью животное одним движением рассекает ее, проскальзывает внутрь и беззвучно спрыгивает на плетеный половик у кровати.

Иная темнота, новые запахи. Незваный гость тихо крадется по коридору, заглядывает в следующий дверной проем. Спальня. Лунный свет освещает людей, мужчину и женщину, уснувших в объятиях друг друга, и восемь распахнутых глаз; все кошки собрались на постели рядом с хозяевами.

Глубоко в горле рыжего кота зарождается предупреждающий звук — беспокойное и угрожающее ворчание…

Но не успевает он как следует зарычать, а незваный гость уже несется прочь по коридору и вниз по лестнице. Животное отлично помнит дом и знает, куда идти.

Повернув у основания лестницы, оно минует нижний коридор и останавливается перед дверью. Потом спускается по еще одной лестнице и исчезает в темноте погреба.

Фрайерс уснул только перед самым восходом. Ему приснилось, что он убегает по бесконечному темному коридору от чего-то крошечного, бесшумного и неутомимого, но в то же время громадного, больше него и всего лабиринта, сквозь который он продирался. Вдалеке кто-то звал его по имени. Фрайерс проснулся, — прямо в глаза светило солнце, — и на секунду его охватил ужас. Сквозь дыру в сетке на него кто-то смотрел.

Всего лишь Порот. Фермер стоял снаружи с граблями в руках.

— Уже почти одиннадцать, — негромко сказал он. — Вы просили меня вас разбудить. — Он показал на порванную сетку. — Что случилось? Она снова возвращалась?

Фрайерс сонно кивнул, садясь в постели.

— Она самая. Попыталась попасть внутрь, но потом отчего-то передумала. С тех пор я ее не видел.

Он потер глаза, надел очки и выглянул наружу сквозь сетку, гадая, не прячется ли кошка где-то поблизости. При дневном свете ферма казалась совершенно другой: умиротворяющее тепло, пение птиц, изумрудно-зеленый балдахин танцующих в солнечных лучах кленовых листьев — невозможно вообразить, что здесь может произойти что-то ужасное.

Порот мрачно поглядел на порванную сетку, покачал головой и попытался соединить две порванные половинки.

— Это животное проклято, — пробормотал он. — А может, это я проклят. — Он посмотрел вниз, на Фрайерса. — Ну, может, она прекратит свои безобразия, когда вы уедете. Откуда мне знать, что на уме у демона. — Он закинул грабли на плечо и развернулся, чтобы уйти. — Я пока буду у амбара. Дайте знать, когда будете готовы, и я отвезу вас в город. — Он кивнул на дом. — Дебора приготовит вам завтрак перед отъездом.

Зевая, Фрайерс наблюдал за фермером, который прошел к амбару, пропал за ним, а через несколько секунд вернулся с длинной лестницей. Порот прислонил ее к стене, закинул наверх грабли и начал карабкаться. Пока Фрайерс одевался, Сарр с угрюмым видом сбивал гнезда шелкопрядов, висящие как гамаки под скатом крыши.

Автобус отправляется в четверть первого. Копаться некогда. При мысли об отъезде на него накатила неожиданная волна грусти, но Фрайерс ее подавил. Глупость какая. Неожиданный приступ тоски! Вечно так, когда приходится уезжать откуда-то, куда никогда больше не вернешься. Он набросил на шею полотенце, застегнул рубашку и пошел к дому.

В кухне пахло выпекающимся хлебом. Настроение у Деборы со вчерашнего дня как будто улучшилось. Она явно все еще была разочарована его отъездом, но сновала по кухне с обычным своим задором, месила желтое тесто на столе и время от времени проверяла стоящий в печи хлеб.

— Если бы у меня было время, — сказала она, — приготовила бы вам здоровенный черничный пирог, чтобы вы могли взять его с собой в город. Вы готовите себе дома?

— Иногда, — ответил Фрайерс. — Чаще всего я ем в каком-нибудь кафе. Но никто не готовит так же вкусно, как вы.

Женщина широко улыбнулась и вытерла руки о передник.

— Жаль, что у меня не было времени приготовить вам на завтрак что-нибудь вкусненькое, уж очень много всего нужно сделать до завтрашнего утра. — Дебора взяла с полки коричневый каравай и отрезала несколько кусков. — Обидно, что вы так и не побываете на нашей службе. — Она пожала плечами. — Но вам, наверное, все равно было бы скучно.

Фрайерс наблюдал, как она наливает молоко в небольшой стакан.

— Я бы налила вам больше, но его не так много осталось. У Вердоков дела идут совсем плохо, особенно после того, что случилось с бедной Лизой, и Сарр говорит, что у брата Матфея этим утром тоже ничего не было на продажу. Какая-то беда с коровами.

Дебора поставила перед Фрайерсом тарелку. Приготовленный ею бутерброд был громадным: ветчина и сыр на толстенных ломтях ржаного хлеба. Фрайерс приступил к еде с легким уколом сожаления. То же самое она приготовила для него, когда он впервые приехал в дом к Поротам.