Т. Клайн - Церемонии [litres]

– А где он теперь? – спросил мальчик, озадаченный подобным заявлением – и в то же время отчего-то взволнованный. И он снова вспоминает, что ответил Хозяин:

Он еще не родился.

Планета перекатилась к вечеру. На небе остались лишь редкие облачка. Поднялся легкий и почти по-тропически жаркий ветерок, на другой стороне ручья зашептались между собой сосны. Среди ветвей, где недавно прыгали и щебетали птицы, теперь остался только говор ветра – самая торжественная тишина. Весь день сосны жадно тянулись к дальнему берегу и спящим людям; тени деревьев становились все длиннее и наконец перебрались через воду и достали до них. Наклонные лучи солнца повисли перед стволами как занавес и колыхались при каждом движении ветвей. Солнце как бы потускнело.

Кэрол, все еще в плену неодолимого сна, пошевелилась, будто услышав чей-то зов. Потом она медленно потянулась, села и посмотрела через ручей в лесную тьму. Если девушка и разглядела стоящую среди деревьев неподвижную фигуру, укрытую желтым занавесом солнечных лучей, и если она и удивилась, когда увидела, что это мужчина, высокий, бородатый и почти обнаженный, в почерневших от грязи лохмотьях, и если она заметила, что случилось с его черепом, она не подала виду. Она посмотрела в лес и ничего не сказала.

Существо на другой стороне ручья подняло руку и поманило.

Девушка встала, не обращая внимания на лежащего рядом с ней, среди травы, беспамятного Фрайерса. Она колебалась лишь секунду, потом медленно вошла в ручей; вода закрутилась вокруг ее голых лодыжек. Не обращая внимания на холод, не глядя ни влево, ни вправо, девушка перешла на другую сторону, вышла на берег и присоединилась к поджидавшему ее существу. Оно протянуло ладонь и схватило ее за руку.

Девушка обернулась и с легким сожалением глянула на все еще спящего на другом берегу мужчину. Потом существо притянуло ее к себе, и они оба пропали в лесном мраке.

День наконец подходит к концу, и Старик этому рад. Его мысли занимает ночь. Он нетерпеливо следит, как ученый и его ученик забираются в автомобиль и уезжают. Они последний раз машут на прощание. Старик кивает, машет в ответ и улыбается, пока машина не скрывается из вида. Они не вернутся ни сегодня, ни завтра. Завтра будет уже поздно.

Прежде, на тропинке, он думал было приказать убить этих двоих мужчин, – это было бы куда проще и не требовало драгоценного времени, – но всегда оставалась опасность, что их кто-нибудь хватится, что за ними приедут другие, посторонние, которые могут помешать запланированному на эту ночь действу. Нет, он решил, что не следует рисковать. Слишком многое зависит от его успеха.

Именно поэтому Старику следует избавиться от лишнего мужчины. Он им больше не нужен. Женщина уже находится в нужном месте, а роль, которая предназначалась Фрайерсу, сыграет другой. Ради безопасности стоит убедиться, что он не сможет им помешать. Так будет проще. Чище. В кармане у Старика лежат кожаные ремни – позднее они понадобятся, чтобы связать женщину, но пока могут послужить и для мужчины.

Старик поворачивается спиной к дороге, чувствуя, как в предвкушении зудят у него пальцы, и уходит прочь по тропинке.

Теперь их осталось меньше дюжины. Берту Стиглеру нужно было возвращаться в город и открывать магазин, Иаков ван Миер плохо себя чувствовал, другие разошлись по каким-то своим причинам. Оставшиеся набились в три автомобиля с Лундтом во главе и понеслись по главной дороге из города, через мост и мимо безмолвного каменного дома, а потом вверх по извилистой грунтовке.

Там им пришлось сбавить скорость и ехать колонной, медленно перебираясь через рытвины и ямы. И при этом все равно поднялось столько пыли, что на лобовом стекле едущей в конце машины Аврама Стуртеванта образовался красноватый налет, сквозь который трое мужчин внутри едва видели дорогу.

Сидящий рядом с Лундтом старый Матфей Гейзель первым заметил недобрый знак у самого поворота к ферме Поротов. Он указал на обочину. Там, уткнувшись носом в канаву и выставив в воздух заднее колесо, лежал помятый зеленый пикап брата Сарра.

– Кажется, с ним приключилась авария, – сказал Хам Стадемайр.

Лундт свернул на обочину. Две машины за ним замерли прямо на дороге. Мужчины выбрались наружу и сгрудились вокруг автомобиля.

Внутри никого не было. На верхней кромке руля засохло подозрительного вида пятно крови.

Гейзель оглядел плотную растительность вдоль дороги.

– Может, он поранился и отполз куда-то в лес?

– Может быть, – сказал Аврам Стуртевант. – Лучше бы нам его поискать.

Мужчины рассыпались по лесу вокруг опрокинутого автомобиля, разыскивая знаки: сломанные ветки, обрывки ткани, капли крови. Лундт, Стадемайр и Гейзель пешком пошли к ферме, до которой оставалось всего несколько сотен ярдов.

Старый Матфей с тревогой оглянулся на автомобиль Порота.

– Совсем это не похоже на брата Сарра, вот так съехать с дороги. Он тут каждый поворот наизусть знает. Совсем на него не похоже.

Он нахмурился и поспешил следом за двумя молодыми мужчинами к ферме.

Тени. Наступает вечер.

Слегка запыхавшись, он выходит из леса и на секунду замирает на узкой полоске ровной земли; дальше начинается наклонный берег ручья. В отдалении лучи закатного солнца освещают дом, амбар и флигель, и те вспыхивают, как в пламени. Небо за кукурузным полем похоже на красную стену и превращает его в поле боя, на котором полумертвые стебли кажутся силуэтами обреченных солдат. На другом берегу ручья спит беззащитный Фрайерс, его живот ритмично вздымается и опадает. Как будто почувствовав чье-то присутствие, он слегка шевелится.

Идя по лесу, Старик обдумывал смерть Фрайерса и решил: сегодня произойдет то, что должно было случиться три дня назад: утопление. Его ясное видение фермерши в ванне было разрушено, случай спас Фрайерса от Дхола, но теперь силы, что управляют вселенной, даровали ему возможность прикончить человека собственноручно. Теперь, когда молодой человек находится в бесчувственном состоянии, это будет просто. В воображении Старика все видится так ясно, будто он уже совершил задуманное: вот он переворачивает Фрайерса на живот и связывает ему запястья, потом хватает тело за лодыжки, тащит к ручью и сует головой в бурлящую воду. Спящий содрогается, его руки изгибаются и натягивают кожу в бездумной, напрасной попытке освободиться. Тело дергается и бьется, и Старик наваливается на него всем своим весом. Один, два, три раза лицо Фрайерса поднимается над поверхностью, по нему струится вода, молодой человек крутит головой и брыкается. Но Старик держит его железной хваткой, и наслаждение, которое он испытывает от последних мгновений человеческой жизни, зашифрованных в конвульсивных содроганиях плоти, удесятеряет его силы. Еще минутка, надо убедиться, что дыхание прекратилось…