Сергей Савенков - Жизнь номер 2016: Песни девочки не со звёзд [СИ]

Мурлыка достал из малюсенького рюкзачка бутерброды и термос.

— Проголодалась? Держи свою колбасу!

Чай был крепкий и чёрный, как будто смола. В нос бил аромат бергамота.

— Мур, а ты тут давно? Говорят, что тебе девятнадцать.

— Девятнадцать? Мне? — смех звенел, как ручей. — Ты чего? Посмотри на меня! — он расставил худые ручонки.

— А сколько тогда?

— Разве у ветра есть возраст?

— Ты опять за своё…

— Задавая глупый вопрос, не рассчитывай на умный ответ.

— Хорошо, спрошу по-другому. Говорят, что сначала был ты, а уж потом интернат появился…

— Видишь! Умеешь ведь спрашивать правильно… Да, это правда.

Я не смогла удержаться от смеха.

— Чего ты гогочешь? Всё было именно так! Мы, а уж после — всё остальное.

— Мы?

— Да. Мы с тобой.

— Что за бред! Я жила у родителей, а когда… — я проглотила ершистый комок. — А когда меня привезли в интернат, ты здесь уже был.

Мурлыка вздохнул.

— Разве можно верить воспоминаниям? Люди помнят не то, что было, а то, что хотят.

Он сказал почти то же самое, что думала я. Вот и гадай, кто кому навязал эту мысль.

— Держи ещё чай! Я старался! — он плеснул в крышку термоса.

— Рассказывают, ты мог бы уйти. Но в интернате тебя что-то держит.

— Кто-то, — поправил Мурлыка.

От сладкого чая ещё больше хотелось пить. Я жадно вылила в крышку остатки.

— Мур, ты вчера не ответил… Что ты хочешь, когда станешь взрослым?

Он опустил глаза.

— Не станем мы взрослыми. Ни разу такого не было, за тысячи жизней. Мальчик Мурлыка и девочка Мика — очередные проекции. В единственной настоящей реальности мы не были взрослыми, и не понимаем, что это такое. Поэтому, не сможем и тут ими стать. А вот про смерть и потери, мы знаем всё.

Тьфу ты! Снова его понесло!

— Так мир не реален?

— Подумай сама. Твои чувства, они настоящие? Боль — это настоящая боль? Радость — настоящая радость?

Мурлыка меня ущипнул, и я ойкнула от неожиданности.

— Вот и ответ! Реален ли сон? Вполне! Но, лишь до тех пор, пока не проснёшься. Иллюзия кажется правдой, если ты её часть. Но утром ты видишь, что весь ночной мир — это сон. А тот, кем ты считал себя час назад — придуманный персонаж сновидения. Понимаешь, что люди, с которыми ты разговаривал, дрался и занимался любовью во сне — всего лишь твои отражения. Те самые люди, что приносили радость и боль! А ты настоящий — сидишь на кровати. Тебе одиноко и жаль, что увлекательный сон прекратился.

— Если этот сон прекратится, то я не расстроюсь.

— Начнётся другой, ещё хуже. Всё сразу же вышло из-под контроля. В пустой чистый мир мы притащили боль, и с каждым разом её становится больше. Нашей вины в этом нет — настоящая реальность сгорела в огне, в ней был только ужас и смерть. Здесь всё отражается тысячи раз и усиливается. Если в реальности видел оленя — здесь его образ будет тебя преследовать вечно. Если в реальности столкнулся с маньяком — он здесь на тебя развяжет охоту. Если в реальности бушевала война — она случится и тут. Нельзя убежать от себя самого. Ты — это память. Забудешь — и здесь будет рай, но не останется никакого тебя.

От этих рассказов ползли мурашки по коже. Но, с психами спорить нельзя. Я подыграла, чтобы у друга не случился «бэд-трип»:

— Мы бессмертны. Времени, значит, вагон. Когда-нибудь способ найдётся…

— Здесь, в этом месте, время — понятие относительное. Причина порождает следствие, и всё становится хуже. Из порочного круга не выбраться.

Я подыграла опять:

— Обязательно должен быть выход! Иначе, в чём смысл?

— Есть выход. Есть смысл. Мне нужно отдать жизнь другому, забыть о себе. Я должен хоть раз не струсить, хоть раз тебя защитить… Но, я всегда умираю вторым. Всегда!

Похоже, Мурлыку начал затягивать чёрный омут «бэд-трипа». Как изменить его настроение?

— В этот раз тебе повезёт!

Он ответил серьёзно и тихо:

— Уже не надеюсь. Я сдался, и мир — мой собственный мир, меня дрючит.

— Собственный мир?

— Ну, не совсем. Наш — мой и твой. Мы поделили мир на двоих.

— Жалеешь?

— Нет. Не мог же я допустить, чтобы ты просто исчезла — там, в настоящей реальности, вместе со смертью тела. Да и потом, здесь у меня больше прав. Ты умерла слишком рано, сознание скопировано не полностью.

Что? У него больше прав?

Ну конечно, он же мужчина! А я, дура, ему ещё помогала! Пусть валит в свои кошмары!

— Значит, ты настоящий Творец? А я — так, недоделанная девчонка? — я задыхалась от гнева. — Знаешь, Мурлыка… Я ненавижу творца этого мира. Если я его встречу, то разобью ему голову камнем. Буду лупить до тех пор, пока от его головы не останется мокрое место…

— Встретишь Будду — убей? Смешно!

— А этот творец, получается, ты.

Я повернулась. Мурлыка сидел, будто белая статуя.

— Твоё счастье, что под рукой нету камня, а я ни во что не верю — ни в Творцов, ни в твой наркотический бред!

Он ничего не ответил.

Злость угасала, сменяясь усталостью и опустошённостью. Я стала слушать, как ветер шумит в кронах сосен: «Шшшш… Шшш… Шшш…»

Убаюкивающе монотонно. Ещё пять минут, и я просто засну.

Надо же! Как резко навалилась усталость!

— Пой-дём-ём. Скоро обед-ед-ед, — мой голос шёл, как будто издалека, отражаясь эхом.

На кончиках сосновых иголок вспыхнули яркие искры. Сияние перешло на стволы. В фиолетовом небе ползли серебристые облака, пахло оранжевым и кисло-сладким.

Я попыталась встать.

Не вышло.

Мурлыка! Он мне что-то подсыпал!

Не глядя, я ударила кулаком туда, где должен был быть нос Мурлыки.

Рука прошла сквозь пустое пространство. Я упала на четвереньки.

Земля была похожа на серебристое гибкое зеркало. От ладоней шли волны.

Я с трудом встала на ноги и оказалась в инопланетном лесу.

Синие стволы торчали из серебристой земли. Они изгибались и переплетались друг с другом. Воздух был полон сияющих насекомых, оставляющих в воздухе медленно гаснущий след. Вокруг всё пищало, квакало, булькало.

Я посмотрела по сторонам. Мурлыки не было рядом.

— Мурлыка!

Лес отозвался тысячей звуков. Из-под ног брызнул серебристый огонь.

Он меня бросил! Значит, придётся выбираться самой.

Так… Где кусты, сквозь которые нужно пройти на тропинку?

Я вертелась юлой, но лес был везде одинаков.

Может быть, это они? Вдалеке были вспыхивающие красным «сугробы».

Я попыталась к ним подойти.

Блять!

Только теперь я заметила, что тело было совсем не моим.

Какая-то белая жидкость. На «руках» она вытягивалась в длинные «пальцы», а ноги почти сливались с землёй.

Я подняла ногу, делая шаг. За ступнёй потянулись длинные клейкие нити.

Я опустила ногу. Чавкнуло, и по земле пошли волны. Я походила на бродячее жидкое дерево.

Мурлыка! Что он со мной сделал? А я его другом считала!