Сергей Кривошеев - Дорога номер пять

От автора

Все события, которые легли в основу фабулы, и персонажи вымышлены, но так или иначе напоминают о временах, которые войдут в историю страны как годы великих потрясений.

…Начало 1990-х. Великая Советская держава, преданная ее руководителями, рухнула, погребенная под обломками ущербной идеологии, лежавшей в основе государственного устройства с 1917 года. «Доброхоты» из официальных и тайных международных организаций, которые были и остались враждебными России, не жалеют сил, чтобы прибрать ее к рукам, подчинить и включить в структуры «нового мирового порядка», где россиянам уготована роль жалких и бесправных рабов. В униженной и обескровленной стране, которую грабят всевозможные агенты влияния и олигархи, нажившие свое богатство бесчестным путем, осталась лишь одна сила, способная ее спасти. Это офицеры российских спецслужб, вооруженные историческим опытом своих предшественников из имперской разведки.

Главный герой повести полковник Сергей Гусев, бывший советский, а ныне – российский разведчик, столкнувшись с вопиющими фактами коррупции внутри страны и разрушительными замыслами и действиями зарубежных спецслужб, должен определить свое место в начавшейся борьбе. После мучительных раздумий Гусев принимает бой. Принимает не один: к такому же выводу вместе с отдельными сотрудниками приходят и все российские спецслужбы, избавленные наконец от надоевшей и мелочной партийной опеки. Им приходится противостоять не каким-то полумифическим «инакомыслящим», как несколько лет назад, а настоящему врагу, в союзе с которым действуют сепаратисты и террористы.

Дорога номер пять

Осень 1986 года уже была не совсем обычной. Снег выпал в конце сентября и лежал почти неделю на неопавших листьях деревьев, а потом резко сошел, вышло солнце, и тепло стояло до конца октября. Как и прежде, как уже много десятилетий на картошку, на капусту в подмосковные совхозы автобус за автобусом потянулись студенты и сотрудники безчисленных НИИ, а на улицах вновь, читая газеты, ждали мер по укреплению трудовой дисциплины – отлова праздношатающихся по магазинам и баням, но уже не по забегаловкам: выпить было нечего больше года, стоял полусухой закон, и после двух у некоторых – очень немногих – магазинов выстраивались очереди подлиннее, чем к мавзолею. «Лучше бы уж совсем запретили, чем вот так, – роптали в очередях мужики, – а то так, как во всем у нас – ни туды, ни сюды».

«Чего он медлит, надо сделать, как при Сталине – железный занавес, кончать бардак и поднимать промышленность. Вон Андропов начал», – говорили одни. «Хватит этого всего, хватит глотки затыкать, жить надо не по лжи, свобода нужна, как на Западе, частную собственность пора вводить, Андропов вон сказал, что мы сами не знаем общества, в котором живем, его за это и убили, ну, не убили, а лечить не стали, точно», – отвечали другие. И те, и другие были правы, и те, и другие были неправы, потому что и те, и другие не знали, о чем они вообще говорят. А у водителей-дальнобойщиков на переднем стекле стояло по два портрета – Иосифа Сталина и Владимира Высоцкого.

В октябре Горбачев отправился в Рейкьявик – на встречу с американским Президентом Рональдом Рейганом для подписания соглашения об ограничении стратегических вооружений. По правде говоря, надежды на подписание было мало. Рейган публично ругал Советский Союз империей зла, говорил, что единственный способ покончить с ней это уничтожить ее ракетами, и в этом спасение всей христианской цивилизации, а однажды публично заявил, что уже объявил войну и ракеты с ядерными боеголовками летят на Москву. Только через час все поняли, что это была шутка. А советские газеты намекали, что вот-вот будет завершена американская противоракетная программа, которую называют Стратегическая оборонная инициатива или СОИ, и они смогут начать, поскольку ответный удар им теперь будет не страшен. Тем не менее, переговоры с американцами шли, и сам факт того, что Горбачев поехал, никого не удивил. Ездили и Хрущев, и Брежнев. Не ездил только Сталин и Андропов, про которого ходил анекдот: дескать, Брежнев работал на батарейках, а Юрий Владимирович подключен к сети.

Соглашения не подписали, но сообщение ТАСС было выдержано в привычных тонах: «Сегодня завершились официальные переговоры Генерального Секретаря Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Михаила Сергеевича Горбачева с Президентом Соединенных Штатов Америки Рональдом Рейганом. В ходе совместной пресс-конференции стороны выразили убеждение в необходимости дальнейших переговоров по нормализации советско-американских отношений – в первую очередь переговоров по сокращению стратегических ядерных вооружений. Стороны выразили готовность и проч. – но на этой самой пресс-конференции – это заметили тогда все, кто смотрел ее по телевизору, а смотрели ее действительно все – лицо Президента сияло голливудской улыбкой, а лицо Генерального секретаря – нет, не сияло – печалью – бывает, когда лицо сияет печалью – а здесь – нет, не сияло, но печалью. Горбачев отводил глаза в сторону, прятал их, а когда глаза все-таки появлялись, было видно, что в них лишь страх. Страх безотчетный, такой, какой, бывает, охватывает в лесу в самый полдень.

Потом в Москве ходил говор, будто американцы напугали генсека инопланетянами, готовыми вот-вот высадиться на Земле и завоевать ее, а потому, дескать, нужно срочно создавать мировое правительство. Более же трезво мыслившие на то отвечали: инопланетяне эти сами американцы, и все – вот СОИ доделают, и Союзу тогда кранты.

А в середине декабря Горбачев позвонил в Горький сосланному туда академику Сахарову и лично заявил ему, что опала снята, и великий правозащитник вместе с женой может вернуться в Москву.

В это время возле Горбачева все чаще появляется не железобетонный трезвенник и – по слухам – защитник русской деревни Егор Кузьмич Лигачев, а изгнанный еще Брежневым за поносные статьи против всех, кто вслух произносил имя России, в Канаду послом воинствующий марксист и одновременно ненавистник «реального социализма» Александр Яковлев, который как раз с осени все того же 1986 года стал «работать Сусловым», то есть «сидел на идеологии».

На вид все пока что как было, как шло все эти последние десятилетия этого самого «реального социализма». С прищуром смотрел на своих внуков дедушка Ленин, скупые строки «В Политбюро ЦК КПСС» открывали выпуски «Правды», в майские и ноябрьские дни выходили на демонстрации – впервые за многие годы с искренней надеждой – наконец-то молодой Генеральный, он-то наведет все-таки порядок (одни), даст людям свободу (другие)! – заводы и учреждения, фабрики и институты, по-прежнему приходили разнарядки в Университеты марксизма-ленинизма, часы на Спасской отмеряли время.