Сергей Кривошеев - Дорога номер пять

– Понимать-то понимаю, а по пионерлагерю и по линейке скучаю до сих пор.

– И я скучаю, и что теперь? Расчувствовались. Да, положение ужасное, но во всем этом есть один плюс. Мы можем попытаться, воспользовавшись всем этим разбродом, избавиться от опеки Компартии, которая мешала нам всю дорогу. Не на те дела направляла, а работать, так сказать, по специальности, – Сазонов улыбнулся – не давала. Не давала крупную рыбу ловить, а только мелочь заставляла гонять – выставки всякие, едри их в дышло – дрянь, но совершенно безвредны. Почему так? Потому что крупная рыба в самом ЦК и плавала там еще с хрущевских времен – весь международный отдел, например, и идеологический, кроме разве самого Суслова – этот наш был, потому и «реальный социализм» в противовес теориям придумал – работал на Атлантику. В газетах писал одно, а они себе уже тогда демократический социализм придумывали. А это и есть сценарий развала. И нам сейчас ничего не остается, кроме как этим воспользоваться, чтобы настоящую Россию построить. Да, но тут сейчас начнутся главные издержки: если свалить партию окончательно, то посыпятся республики, – Гусев кивнул головой в знак согласия, – со своими суверенитетами. Эту бомбу сам Ильич заложил, а Сталин только потому партию стал усиливать, чтобы через единый механизм Российскую империю удержать. Этой ситуации мы не можем допустить, что-то надо срочно делать, чтобы, когда КПСС падет – а она все равно падет, раз уже зашаталась и с Сахаровым спелась – стране не дать развалиться. Вот до чего я докопался, в аналитическом отделе служа…

– Да, Игорь, пожалуй, ты прав, как это все ни тяжело слышать, но тогда надо вместо партии, пока она еще у власти, вторую силу готовить, запасную. Засадный полк, так сказать. Если угодно, орден. Успеем?

– Вот это самый трудный вопрос. Можем и не успеть. Все уже поделено, все схвачено и за все уплачено. Я тебе еще более честно скажу: Сталин в тридцать седьмом коммунистов уничтожал, а заодно с ними и остальной всякий люд. Остального люду уложили много, а коммунистов недорубили – теперь мы последствия этого на себе и чувствуем. Когда началась хрущевская оттепель, эти самые коммунисты стали за границу ездить, и многие на словах орали про коммунизм, а сами уже мечтали о капитализме, благо это две стороны одной медали. А наши старые кадры они после ХХ съезда разгромили, как, кстати, и сейчас готовятся, и всю нашу систему подчинили ЦК. Сделать что-нибудь после этого злосчастного ХХ-го было уже невозможно. Люди были, но они сидели тихо, таились и думали. И вот сейчас, кажется, время приходит. Успеть бы только.

– Может, успеем?

– Честно говоря, не знаю. У нас многие все-таки привыкли партию безоговорочно слушать – все ведь уже после Хрущева пришли. Партия рухнет – они от нас побегут вместе с партией. Не потому, что люди плохие, а потому, что их ничему не научили, кроме того, как приказы партии исполнять. Останутся только те, кто сознательно служит не партии, а России – любой России, красной, белой, советской, монархической – а почему бы и нет?…

– Интересно говоришь, товарищ генерал-майор, – усмехнулся Гусев. А действительно, почему бы и нет? Я ведь, ты знаешь, сам из казаков, и об этом не раз задумывался.

– Правильно задумывался. И хорошо, что из казаков. А ты думаешь, почему тебя в органы взяли?

– А тебя почему?

– По кочану. Ты думаешь, я на исторический просто так поступал? Но давай сейчас об этом не будем – это долгая история… Самое главное – все изнутри прогнило, вся система. Боюсь, что отделения республик не избежать. Возможно, чтобы сохранить хотя бы собственно саму Россию, то, что сейчас называется РСФСР, придется на время отступить, хотя, я повторяю, если мы успеем, то этого еще можно будет избежать. Отступим, чтобы все вернуть назад. Не только Союз, но и все то, что было до Союза, и даже больше, дальше и раньше. Никто не представляет себе, как искажена история. Ее еще с XVIII-го века начали искажать – одна норманнская теория что стоит! – и нам сейчас бросили оскопленную версию. Сейчас кое-кто работает, восстанавливает. Но не все сразу. А теперь – к делу. В общем, есть такое мнение, что нам придется срочно идти в экономику. Комсомол весь уже там, а комсомол – их. Если мы так или иначе все не возьмем в свои руки, России не будет. Мы тебя сами привезли из Штатов – временно – а теперь съездишь сначала в Хабаровск, потом посмотрим куда – налаживать экономику, но и в Штаты тоже придется ехать снова. Это Георгий Александрович просил передать.

– Да, вижу. Ну что же, партия велела – комсомол ответил «есть». Надо будет, пойдем и мы. Кстати, пока там работали, кое-чему научились.

– Вот и хорошо. Хватит на сегодня, поехали звезду мою обмывать. А второй тост выпьем за то, чтобы Русь пить бросила. В этом он, пожалуй, прав, но только это на самом деле не он, а Егор Кузьмич Лигачев. А информацию по смертности и рождаемости ему наш отдел готовил. Впрочем, погоди, Лигачева он уберет, и гуляй-рванина пуще прежнего понесется. Ладно, поехали.

* * *

Вернувшись из Хабаровска, Гусев снова погрузился в плотную, чуть угрюмую тишину лубянских кабинетов, в тишину явочных квартир, куда вроде как бы и без двери попадаешь из еще тогда таких же, как и тридцать, и сорок лет назад тихих московских двориков, и оказываешься среди казенной мебели, аппаратуры для прослушки, телевизоров и начавшей только появляться тогда электронной оргтехники. Распределять офицерские кадры по словно шампиньоны на московских бульварах вырастающим повсюду кооперативам, организовывать срочные курсы для них по основам экономических знаний – да только теперь совсем не в духе политэкономии социализма, отслеживать проникновение в эти кооперативы иностранцев и связанных с ними местных перекати-поле из числа интеллигентов-неудачников, вдохнувших воздуха свободы и считающих, что теперь все можно, беседовать с зарвавшимися комсомольцами, так и норовящими сунуть на лапу, а затем предупреждать начальство и подшивать дело в комсомольские досье, но и загранработу при этом не забывать, переключаясь на связи новой, пока еще полуподпольной экономики с западными партнерами, («Лучше бы они ограничивались внутренним рынком, но ведь все туда лезут, кто еще пару лет назад гнилой Запад по всем собраниям в душу и в семь гробов крыл, поотрубал бы руки загребущие, но что поделаешь – приказ», – думал Гусев), да мало ли еще чем приходилось заниматься… Узнал-прознал Сергей Андреевич, насколько лживы и лицемерны были все эти первые и вторые секретари, десятилетиями клявшиеся в верности ленинскому знамени и идеям коммунизма, а теперь за полгода оборачивающиеся капиталистами или выстраивающими вместе с этими своими же капиталистами под прикрытием ленинских портретов оборотистые схемы выроста первоначального, из партийных же касс перетекающего к ним капитала. Похоже, тогда окончательно и понял – раз плоды гнилые, то и корень был дрянь.