Сергей Савенков - Жизнь номер 2016: Песни девочки не со звёзд [СИ]

Часам к десяти смех сменился на стоны — отдых гостей перешёл в новую плоскость. От этих звуков стало противно, и я зашептала песню сильней. Потом всё затихло, и стало совсем хорошо — только пели комарики.

Крик — звериный, отчаянный, разорвал тишину. Такие я слышала только в АТО.

От неожиданности я чуть не свалилась. Пальцы вцепилась в бетон парапета, хотелось спрятаться и дрожать.

Я вдохнула поглубже.

Здесь не АТО, здесь никто не стреляет, здесь никого не разорвёт на куски!

Мика, возьми себя в руки!

Помогло. Только бешено колотилось сердце.

Через минуту я была внизу. В коридор четвёртого этажа набился народ. Не пройдя до блока и полпути, я увязла в толпе.

— Что там случилось? — задала я вопрос ближайшей девчонке.

— Откуда мне знать? — она шевельнула плечами. — Кто-то кричал.

— Так! Расступились! — Семёныч двигался через толпу, как ледокол через тонкие льды — непонятливые девчонки летели в стороны. За ним семенила Злата.

Пять минут прошли в ожиданиях и сплетнях. Одни утверждали, что гости убили девчонку, другие — что девчонка убила гостей. Когда стали болтать бред о том, что депутат выбросился из окна, я попыталась вернуться обратно на лестницу. Но сзади уже напирал народ. Оставалось только стоять.

— У нас ЧП. Несчастный случай. Разойдитесь по комнатам, ждём полицию! — пронёсся над головами приказ Семёныча.

Питалки и старшие девочки стали на всех орать. Толпа расходилась.

Я ушла в комнату. Ира и Вика курили возле окна. Света сидела, уставившись в пол. Я пнула её по носку кроссовки.

— Эй, ты чего?

Она подняла глаза.

— Я так и знала! Знала!

— Что знала? Что там случилось?

— Ты что, не знаешь? Танька повесилась!

Я посмотрела на Иру и Вику. Те молча кивнули.

— Но это же бред! — я почесала макушку. — Она не из тех, кто полезет в петлю. Скорее других доведёт.

— И вот! — важно сказала Света.

Похоже, она была не в себе.

Идиотки!

Я уселась на подоконник и уставилась в темноту.

Девочки потихоньку приходили в себя и кудахтали:

— Это кошмар!

— Они нас всех перебьют!

— Я знала!

— Котя, чего ты молчишь?

Мне надоело сидеть в курятнике.

— Никто вас не перебьёт! Даже не трахнут! — гаркнула я на прощание и спустилась во двор.

Минут через сорок стены окрасились светом мигалок. К подъезду подъехала скорая в сопровождении полиции. Вышли врачи с носилками, автоматчики в касках и брониках, люди в гражданском. Вокруг, с лаем, носился Фиест.

Я сказала:

— С кем они там собрались воевать?

— Не смешно. Девчонок-то до сих пор нет. Ни Таньки, ни Ленки, ни Кати, — сказал какой-то мальчишка.

— И Ксюхи, — поддакнул другой.

Я встала. Полиция — это надолго.

Таньки и Ленки меня не особенно волновали, я за Мурлыку боялась. Поднявшись к нему, я увидела, что он всё ещё спит. Я села рядом и разбудила.

— Мурлыка! Надо врачу показаться! Там скорая.

Он ничего не понял.

— Скорая?

Я рассказала, что знала, добавив:

— Вдруг у тебя разрыв селезёнки?

— Шла бы ты спать! — Мурлыка демонстративно отвернулся к стене.

Спать не хотелось. Но на меня опять навалился страх. Перед глазами стояли лица Ильи, Антона и Зюзи. В ушах тревожно выл ветер — как там, возле труб.

Я пошла в комнату, накрылась с головой одеялом, свернулась клубком и заснула.

Сегодня по небу бежали лёгкие облачка. Солнечные прямоугольники на полу между столиками то вспыхивали, то гасли.

На завтраке Мурлыка сел рядом. Лицо у него совершенно опухло, но ходил он уже без проблем.

— Мур, вчера я стырила колбасу. Надо хлеба набрать. Пожрёшь, сразу всё заживёт!

— Лучше скажи, что у тебя с рукой. Выглядит жутко.

— Цапнул Фиест, к врачу не пойду, — выдала я скороговоркой.

— Перекись хоть налила?

— Промыла водой.

Мурлыка нахмурился, но ничего не сказал.

Все обсуждали вчерашнее, но это снова был пустой трёп. Девчонки, которые были с Танюхой, твердили одно и тоже: «Откуда мне знать, что было у неё в голове? Напилась и повесилась».

В такую историю не верил никто.

Но мне стало легче — Илья ни при чём. А как он там дрочит, мне было плевать.

Зюзя бросал злобные взгляды, но этим и ограничивался.

Когда я уже допивала свой чай, появилась Злата.

— Тебя хочет видеть Семёныч. Пойдём, провожу.

Я объяснила Мурлыке на ушко, где колбаса.

— Только всю не сжирай!

Злата взяла меня за руку, и я совершенно растаяла. Подушечки на её пальчиках были такими мягонькими, как у кота!

Когда мы шли по дорожке Злата сказала:

— Тобі я можу розповісти, якщо не боїшся. Ти мовчазна… Ну? Хочеш знати?

— Да.

— Але легше не стане.

— Я знаю.

Она ещё помолчала, как будто раздумывая. Вздохнула и выдала:

— Мясоєдов… Задушив він її. Випадково. Вона сама попросила, для кайфу. Ніхто тут не винен.

Я была большой девочкой и понимала, что для суда и полиции виновность вообще не имеет значения. Для меня, наверное, тоже. Человек мёртв, вот и всё. В этот раз — человек, на которого мне наплевать.

Я не девчонка со звёзд.

Кабинет пропитали спиртные пары. Глаза у Семёныча были красные, как угольки в пионерском костре, что был выложен яркими стёклышками на стене в коридоре.

— Едешь к врачу, на контрольный осмотр. Мясоедов подбросит до города, обратно — сама. Вернёшься до ужина.

На выходе меня ждал Мурлыка.

— Я в город. К врачу.

— Везёт! Подожди, притащу бутерброд.

— Некогда. Меня уже ждут.

— Тогда, вот! Держи! — он протянул мне деньги. — Возьми, чего-нибудь купишь.

— Тут слишком много…

— Не парься! — он хлопнул меня по спине. — Отдохни!

Мясоедов уже был в машине. Один.

Я открыла заднюю дверцу.

— Не туда! Садись рядом.

Я плюхнулась на сиденье и поправила шорты. Тут было прохладно, работал кондиционер. Пахло, как в кабинете Семёныча.

Машина поехала. Мясоедов молчал, иногда ругая колдобины. Я смотрела на степь, прикрывая прокушенную руку ладонью.

Вот бы вырасти и купить такую машину! Настоящее счастье — едь, куда хочешь, и не нужно боятся солнца.

— Что говорят девчонки?

— О чём?

— Как будто не знаешь!

— Что могут девчонки болтать? Ерунду.

— А поконкретнее?

— Не верят, что Таня повесилась.

Мясоедов нахмурился.

— Да. Странное дело… Но факт остаётся фактом!

Спорить с фактами я не собиралась.

Он помолчал и сказал:

— Вы ведь с ней были враги?

— Да нет… Какой я ей враг? Она меня в унитаз макала, а я не сопротивлялась.

— Но ты ведь её ненавидела? Убила бы, если б могла?

Куда он ведёт? Вроде бы, всё чики-пуки — самоубийство, а он дело шьёт! Зачем? Может просто, ментовская привычка — постоянно выдумывать версии, да доёбываться до людей, вдруг кто лишнее ляпнет?