Катажина Береника Мищук - Я, дьяволица [litres]

Фасад здания был окружен забором из тонкой металлической проволоки. Во дворе рос высокий каштан, уже начавший цвести. Знак неизбежных выпускных экзаменов.

Ворота караулил охранник в небольшой будочке.

Я подумала о том, чтобы стать невидимой.

Прошла мимо него, шлепая по лужам. Только по ним можно было догадаться, что я пересекла весь двор.

Входная дверь была открыта, и я с силой дернула тяжелые врата. Внутри было темно. Коридор тонул во тьме. Часы посещения давно закончились. Лечебница, желая обеспечить своим пациентам относительное спокойствие, закрывалась около восьми вечера. Дверь, ведущая в амбулаторию, была закрыта наглухо. В поисках помощи, а точнее – цветных таблеток пациенты придут только утром.

Я прошла через коридор, минуя закрытую справочную. Вода капала с моего плаща на веселенький персиковый линолеум, помечая мой маршрут.

Я вбежала по лестнице на первый этаж, где находилась сестринская. Вошла в отделение. Мне пришлось обратиться к силе, потому что дверь была закрыта, чтобы никто не мог выйти.

– Да, а я ей тогда сказала… – услышала я удивленный женский голос.

Я тихонько подошла к месту, из которого он раздавался. За бронированным стеклом стоял стол. Командный пост медсестер. Две женщины из ночной смены потягивали кофе и сплетничали о чем-то усталыми голосами. Я посмотрела на доску за их спиной – там были расписаны фамилии и номера палат.

Своего убийцу я нашла в изоляторе под номером 6. Занимательный выбор цифры…

Ключи лежали на столе перед женщинами в маленькой корзинке.

В этот момент где-то в коридоре раздался оглушительный крик.

Худая женщина раздраженно вздохнула и поднялась со стоном. Стул заскрипел, будто радуясь, что тяжесть исчезла.

– Иди. Наверняка снова надо успокоить этого из четвертой. Клянусь, если он еще раз мне скажет, что к нему заглянул Майкл Джексон, то я дам ему двойную дозу лекарств…

Из коридора раздался заунывный голос. Пациент кричал: « Love me tender! » [19] Love me tender ( англ .) – люби меня нежно.

– Нет… – засмеялась другая женщина. – На этот раз к нему пришел Элвис.

– Ну, я сейчас вылюблю тебя tender, – рявкнула первая, все еще раздраженная.

Они вышли из сестринской. Воспользовавшись этим, я проскользнула внутрь, вытащила из кучи ключей нужный и пошла дальше по коридору.

Внезапно из-за стены вышел охранник, и я, напугавшись, нырнула под низкий столик рядом со стульями для посетителей. Меня бы он не увидел, но свободно летящий в воздухе ключ мог бы вызвать его беспокойство, совсем ненужное в данный момент.

Когда он прошел мимо меня, я высунула голову из-под столешницы. Вылезла и простонала, когда наконец выпрямилась. Старость не радость… Какая старость? У меня уже никогда не будет старости.

И все из-за него.

Я встала перед дверью изолятора номер 6.

Вставила ключ в замок.

В комнате было темно. Единственная лампочка под потолком мигала время от времени. Капли дождя яростно бились о зарешеченное окно и исчезали навечно.

На узкой кровати сидел сгорбившийся мужчина. Я подметила, что на нем была смирительная рубашка. Он не смотрел на меня. Сидел, уставившись пустым взглядом в окно, уверенный, что к нему заглянула медсестра или врач. Я снова стала видимой.

– Здравствуй, – отозвалась я, закрывая за собой дверь.

Убийца резко повернул голову ко мне и начал пищать через нос.

– Да, это я. – Я прислонилась спиной к стене напротив него.

Мужчина забрался на кровать и забился в угол. Глянул на дверь. Я махнула рукой, и она исчезла. На ее месте появилась белая стена.

Он начал пищать еще громче.

– Успокойся, – тихо сказала я. – Я всего лишь хочу поговорить.

Позволила ему «покричать» еще пару минут. Наконец он выдохся и упал на четвереньки, будто потерял сознание. Ничего удивительного. В конце концов, он гипервентилировал в течение долгого времени, вдобавок ко всему через нос.

– Я не причиню тебе вреда. Хочу только поговорить. Я верну тебе голос, если пообещаешь, что не будешь кричать.

Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Не верил мне.

– Клянусь, что верну тебе голос. Навсегда. Я просто хочу поговорить.

В прошлый раз я ничего от него не добилась. Клеопатре так не терпелось кастрировать его. Она не хотела, чтобы я с ним поговорила, чтобы попробовала вытянуть из него какую-нибудь информацию. Это заставило меня задуматься. Почему она так сильно торопилась?

Я потерялась в своих мыслях, что не заметила, как мужчина стал что-то мычать. Он кивнул мне.

– Согласен поговорить в обмен на голос? – убедилась я.

Он закивал.

– Обещаешь, что не будешь кричать? – допытывалась я.

Он снова нетерпеливо кивнул, глядя на меня с надеждой.

Я щелкнула пальцами.

Он напряженно наблюдал за мной. Не знал, получил он обратно свой голос или нет.

– Теперь ответь мне… Почему ты убил меня?

Мужчина смотрел на меня с безумством. Эти глаза, светло-голубые, водянистые, пустые… Не могла в них смотреть и опустила взгляд на его подбородок.

Он открыл рот, но не смог произнести ни звука. Попробовал еще раз.

– Якх… – прохрипел он.

Радостно улыбнулся, услышав этот звук. Прокашлялся.

– Я сожалею, – сказал он.

Я подняла глаза вверх.

– Мне все равно, жалеешь ты об этом или нет, – сказала я раздраженно. – Я хочу узнать, почему ты это сделал. Как это случилось? Я мало что помню из той ночи и требую объяснений.

Он съежился и забился в угол. Стал монотонно кивать головой.

Вверх…

Вниз…

Вверх…

Вниз…

Я напряженно ждала.

– Я тоже мало что помню, – сказал он и снова закашлялся.

Его голос от долгого молчания был грубым и хриплым.

– Я пошел в «Стодолу». Хотел найти какую-нибудь дурочку, которая дала бы вытащить себя в парк…

– И что тогда?! – прервала я его. – Ты изнасиловал бы ее, ублюдок?!

Убийца сгорбился еще сильнее, напуганный моей вспышкой гнева. Снова начал ритмично качать головой. Это его успокоило. Прекрасно… Мало того что у него были явно выраженные психические проблемы, так еще госпитализм [20] Госпитализм – совокупность психических и соматических нарушений, обусловленных длительным пребыванием человека в стационаре в отрыве от близких людей и от дома. !

– Да, – ответил он, – я бы ее изнасиловал…

– Зачем ты меня убил? Тоже хотел меня изнасиловать?

– Нет, – он снова начал кивать, уставившись в пустоту, – все было не так. Я не хотел тебя насиловать. Я вообще тебя не хотел: ты слишком худая, слишком серенькая, без вызывающей одежды. Мне другие нравятся.

Меня пробрала дрожь отвращения. Чертов психопат.

– Тогда зачем ты пошел за мной? Чего ты хотел? – добивалась я.

– Не знаю…

У меня опустились руки. Зачем я возвращала ему голос, раз он не может мне ничего сказать?!