Елена Булганова - Западня [litres]

– И мы никуда не едем, – подхватила я. – По крайней мере, сегодня.

– Что так?

– Да я просто дико устала! – взвыла я. – Ноги не держат и глаза закрываются. А скоро ночь, и я не могу себе позволить отключиться неизвестно где… в общем, не поеду, и точка. Останемся на ночь в квартире, и ничего страшного.

– И ничего, что у кого-то есть ключи от твоей квартиры? – ровным голосом осведомился Дятлов.

– А пускай, потому что у нас на двери есть отличный крепкий засов, с ним вообще можно замки не запирать! – парировала я. – И телефон, чтобы позвать на помощь соседей, и тревожная кнопка у подъезда!

Сашка тяжело вздохнул, глянул на меня внимательно и кивнул:

– Ладно, до утра остаемся тут. Будет время все хорошенько обмозговать.

Я издала счастливый писк, пробежала через гостиную в свою комнату, прыгнула с ногами на кровать и зарылась лицом в подушку. Все-таки дома все кажется не таким ужасным, можно помечтать, что Инга и Артур – просто парочка безумцев, которые почему-то выбрали меня своей жертвой.

– Чай будешь? – приоткрыл дверь мой друг.

Я прислушалась к себе: да, в горле все пересохло.

– Сейчас приготовлю и позову тебя.

Вышел, а я устроилась поудобнее, накрылась по шею пледом. Плед был с маминой кровати, я перетащила его к себе в одну из ночей, чтобы не было так тоскливо. Легкий запах маминых духов щекотнул в носу, вдруг почудилось, что мама тут, рядом, за моей спиной. Как давно такое было в последний раз, еще в начальной школе, наверно. Я тогда была такой впечатлительной маленькой дурочкой, часто не могла уснуть, и мама оставалась со мной на всю ночь, обнимая и успокаивая. Я содрогнулась, сообразив, ЧТО она обнимала. И тут же попыталась переключиться на что-нибудь другое.

Но теперь мои мысли побрели по еще более тревожному пути. Я вспомнила белокурую девочку из сна. Неужели это была моя дочь? А вдруг она и теперь жива, сказал же Кныш, что время почти не движется в Блишеме?

– Не спишь, Данка? – осторожно заглянул Дятлов. – Тогда пошли на кухню, чай подан, даже с бутерами.

Я машинально встала, побрела за ним, бухнулась на табуретку и едва не сожгла гортань, отхлебнув из чашки. Сашка, выразительно бормоча что-то себе под нос, отобрал ее у меня, отставил подальше.

– Так, Дан, выйди из транса! Ты вообще о чем думаешь?

– Да уж есть о чем подумать, знаешь ли! – съязвила я. А потом спросила тоном ниже: – Скажи, Сань, ты можешь поверить, что у меня есть дочь?

– У тебя нет дочери! – отрезал Дятлов с непривычной для него серьезностью, даже резкостью, глаза его сузились, резко сошел румянец со щек.

– Ну да, нет! Артур же сказал, а я и сама видела во сне…

Сашка тоже встал, подошел ко мне вплотную, положил ладони на мои плечи и крепко стиснул их очень горячими – через свитер ощущается – пальцами.

– Послушай меня, Богдана. Тебе семнадцать лет, ты заканчиваешь школу, и лучшая часть твоей жизни еще впереди. Твоя мать делала все возможное, чтобы так оно и было. А теперь я буду делать и все невозможное тоже!

– Но я ведь все равно уже не забуду то, что узнала, – пробормотала я. – А если стану такой, как Инга, только и останется, что вспоминать.

– Не станешь!

– Этому-то ты как сможешь помешать?! – снова разозлилась я. Похоже, нервы мои за пару суток истончились до состояния паутинок. – Ты вообще только несколько часов знаешь о всадниках, а уже вообразил, будто можешь запросто менять то, что заложено в нашей природе?!

Сашка разом ослабил руки и неожиданно улыбнулся такой знакомой улыбкой от уха до уха:

– Ого, как заговорила, всадница! Будто сама знаешь об этом не пару часов. Я, конечно, в вашей природе не разбираюсь, а вот в людях – немного. И понимаю, что не стал бы Артур пробуждать в тебе память, зная, что тебе предстоит жить с повязкой на глазах. Это я даже не знаю, каким извергом надо быть! Значит, он, в отличие от Инги, знает какой-то другой вариант развития событий. И я с удовольствием его выслушаю, когда будет возможность.

Я притихла, обдумывая сказанное. Да, Кныш все время был уверен, что нас с ним ждет отличное будущее, как только я все вспомню. Что мы станем двумя чужими в этом мире и опасными для общества инвалидами, речи как-то не шло.

Пока я это обдумывала, даже не заметила, как оказалась на коленях у Сашки, его дыхание коснулось моих волос. Мысли о будущем как-то сами собой попятились на второй план.

– Скажи, – прошептала я, уклоняясь от его губ, уже скользящих по моей скуле навстречу моим. – Ты не хочешь, чтобы ко мне вернулась память, потому что боишься потерять меня?

– Больше всего я боюсь, что ты потеряешь себя, – отозвался он тоже шепотом. – Ты – такая, какой тебя воспитала мама, какой сделали все твои семнадцать лет жизни. А все остальное – это просто сон, понимаешь?

Я жалобно что-то промычала в ответ, не споря и не соглашаясь. В голове царил настоящий кавардак.

– Поспишь еще? – спросил Сашка. – Пока можно? Раз уж намерена бодрствовать ночь напролет.

– Да, наверно. – Вдруг навалилась дичайшая усталость, даже до чая дело не дошло. – Пойду в мамину комнату.

Никогда прежде Орлик не видел таких прекрасных и богатых городов – да и никаких не видел, кроме родного Кречета. Дома здесь словно соперничали друг с дружкой высотой и убранством, сверкали золотыми крышами и разноцветным мрамором стен, а простых деревянных или одноэтажных не было вовсе. Тротуары задорно искрились в солнечных лучах, выложенные не булыжником, даже не мрамором – разноцветными каменьями, которые в прежнем мире ценились весьма высоко, а такого размера – и вовсе никогда не встречались.

А вот сами мостовые, по которым ступали гулко ноги мохнатых гигантов, были идеально гладки, выстланы металлом вроде серебра. Казалось, что не одно, а сотни солнц светили над дивным городом. Люди в ярких одеждах по мостовым прохаживались неторопливо, с удовольствием разглядывали процессию, что-то бурно обсуждали и выглядели беззаботными и счастливыми. А за всеми этими золотыми крышами высилась еще одна стена, за ней исполинский холм, а на холме – еще более великолепные строения с белыми стенами и вроде как прозрачными крышами. На башнях флагами реяли облака.

Они ехали по чуть пружинящей серебряной дороге, пока у одной из развилок животные не разошлись в разные стороны, и скоро Орлик увидел впереди великолепный замок, возможно, самый высокий и прекрасный из всех, что ему уже довелось повидать в этом городе. Словно сами собой разошлись в стороны створки золотых ворот, и виден стал бескрайний двор, поделенный на части, как пирог, с разбегающимися от замка садами и палисадниками, укрытый сверху виноградными лозами. Едва вошли в него, как два охотника с гиканьем запрыгнули на спину животного и стали сгонять перепуганных пленников вниз.