Аарон Драйз - Падшие мальчики

Старк слишком долго был детективом. Он повидал всякое. Давным-давно ему стало ясно, что раскрытие тайны преступления лишь формальность. В конце долгого дня только две вещи имели значение: вина и невиновность. Ему не требовался вердикт судмедэкспертов или присяжных, чтобы вынести приговор по этому делу. Конечно, подозревать — естественно, но столь же естественно для опытного детектива полагаться на интуицию. На инстинкт. Проницательность — краеугольный камень его профессии.

Ненавижу эту работу.

Толпа скорбящих — в черном, с бледными лицами — дышала вокруг него, роясь, как стая воробьев в воздухе. Где-то в центре затерялись родители мертвого ребенка. Кто-то плакал, кто-то смеялся. Люди разговаривали, репортеры местных новостей садились в фургоны и уезжали.

Звон колокола разносился над зимним пейзажем.

Глаза Симоны болели. Она не спала прошлой ночью и даже хотела пропустить похороны. В два ночи начала придумывать причины, чтобы не пойти.

Я не знаю его семьи. Видела Клэр всего пару раз. Я даже не представляю, как выглядел Ной.

Но она знала Маршалла и беспокоилась о нем. В последние дни Симона гораздо больше времени проводила с ним в монтажной, чем со своим парнем Тимом.

Она помнила, каким был Маршалл, когда они виделись в последний раз. Шутил. Был собой. Помнила его жалобы по поводу видео с детских праздников, восторг от редкого издания Роберта Блоха. Они и не подозревали, что через несколько часов его сын умрет.

И как он умрет.

Симона содрогнулась.

Она закончила монтаж в четыре утра, записала видео на диск и убрала его в фирменный футляр. Закрыла офис и прошла по темному коридору. Оказавшись в квартире, Симона легла на кровать, положила очки на грудь. По потолку бежали лучи от фар проезжавших машин. Увлажнитель воздуха гудел на столе.

Она решила, что пойдет на похороны, и повернулась на бок, все еще не в силах заснуть.

Тим не пошел с ней, потому что готовился к выпускному экзамену, так что на поминки Симона пришла одна. Она встала в дальнем углу актового зала, потея и мучаясь в куртке. В руке — чашка чая, диск — в пластиковой сумке на плече. Их тяжесть придавала ей сил, защищала ее.

Где-то в пять утра она включила ноутбук и стала гуглить имя Маршалла. Нашла несколько случайных упоминаний на корпоративных сайтах и в связи с короткометражками. Симона читала без особого интереса, голубой свет экрана падал на ее лицо. Через несколько минут она стала искать имя Ноя. Ссылок было слишком много, так что она сузила зону поиска, исключив недавние статьи о его «чрезвычайно подозрительной» и «трагической» смерти.

«Австралия», — напечатала она.

«Ребенок».

Симона подключила наушники и стала слушать музыку, надеясь, что это ее усыпит. Не сработало.

Она добавила слова «школа» и «Сидней».

Симона прокрутила страницу до сайта местной школы, и слова отразились в грязных стеклах ее очков. Прямо под заголовком желтым подсвечивалось имя «Ной Дикинс», так что Симона навела на него курсор и кликнула — звук оказался таким громким, что пробился сквозь музыку.

Сайт был немудреным. На заднем плане переливались яркие нарисованные падающие звездочки.

«Какая, черт возьми, связь между ночным небом и школой?» — хмыкнула Симона.

Название школы и месяц сверкали на баннере в духе клипарта. От него несло любительством, и она предположила, что сайт создал не в меру рьяный родитель или один из учеников. Фотографии здания и школьного двора, статуй и случайных улыбающихся лиц располагались над надписями «Главная», «История», «Контакты», «Новости», «Ссылки».

Симона нажала Ctrl+F и стала искать имя Ноя. Ничего.

Она зашла на страницу новостей и обнаружила ссылку на прошлые номера школьной газеты и журнала, статьи и новости о грядущих благотворительных мероприятиях. Перейдя на закладку газет и журнала, Симона уставилась на песочные часы, что переворачивались в центре экрана. И вот они исчезли.

Ctrl+F.

В строке поиска она напечатала имя и нажала Enter.

Экран почернел, и Симона увидела в нем свое отражение. «Зачем тебе это? — спросила она себя. — Потому что я не могу уснуть. Мне любопытно, и это естественно. Я понятия не имею, каким был этот мальчик, но через несколько часов пойду на его гребаные похороны. Вот, черт возьми, зачем».

Через секунду на экране появились статьи. Пролистав их, она увидела, что во многих появляется имя Ноя. Симона открыла первую.

«Школьники объединяются для благотворительной арт-акции», — гласил заголовок.

Под ним располагалась цветная фотография среднего разрешения. Три школьника белозубо улыбались, глядя в камеру, с кисточками в руках. Статья была размещена два года назад. Симона прочла мелкую надпись под фото: «Школьники Ной Дикинс, Салли Риалто и Бази Шеперт красят город в красный цвет».

Сердце Симоны замерло. «Это он, — подумала она. — Сын Маршалла».

Мертвый мальчик.

Юное лицо, пугая, смотрело на нее с экрана. Ной больше походил на Клэр — ее фотографию Маршалл держал на столе. Черты лица и цвет волос почти одинаковые.

Вернувшись обратно, Симона перешла к следующей статье.

Клик.

«Послание и загадка в бутылке».

Тоже два года назад.

Фотография, сопровождавшая эту статью, была четче — цифровой, а не отсканированной. На ней были запечатлены двое: Ной и девочка по имени Мэри Гилберт. Они стояли в школьной форме на фоне красного занавеса. Между ними находился стол, на нем — закрытая пробкой бутылка. Перед камерой школьники держали за уголки лист намокшей бумаги.

Вновь Симону поразило сходство. Мать и сын обладали одной формой скул и похожим разрезом темных глаз. Мальчик выглядел таким юным и хрупким в слишком большой голубой рубашке. Маршалл рассказывал о переменах, произошедших с Ноем за последние полгода, пока они трудились в монтажной. Внезапно мальчик стал неуверенным, превратился в бледную тень самого себя. Ной уже не был похож на ребенка с фотографии, который сиял, обнажив зубы в широкой улыбке.

И все же это было давно. Многое могло случиться за два года.

Помассировав шею, Симона прочла статью. Мэри Гилберт, девочка с фотографии, нашла письмо в старой бутылке из-под вина у себя на заднем дворе. Оно пострадало от времени, читать его было трудно, но некоторые слова и дата остались нетронутыми. Письмо, датированное 4 января 1933 года, предназначалось мужчине по имени Бад. Больше всего оно походило на завещание, последнюю волю неизвестной женщины.

Мой дорогой Бад, я бросаю эту бутылку в волны и надеюсь на лучшее. Если провидение принесет ее тебе, значит, нам суждено быть вместе. Я увижу тебя и обниму — на небесах. Мое состояние я завещаю тому, кто найдет это письмо, ведь земные богатства ничего для меня не значат. Мою любовь убили, а эта болезнь…