Аарон Драйз - Падшие мальчики

Маршалл не мог распахнуть окно, как ни старался.

Господь, пожалуйста, вытащи меня отсюда. Я не хочу умирать. Этот человек убьет меня. Помогите, пожалуйста, помогите…

Маршалл схватил кресло-качалку за ручки и поднял над головой. Слезы брызнули из глаз, их соленый вкус удивил его. Он покачнулся от тяжести. На то, чтобы поднять кресло, ушли все силы.

Мужчина толкнул дверь последний раз и ворвался внутрь, рухнув на книжный шкаф с дождем щепок. Маршалл увидел отражение нападавшего в окне, прежде чем швырнуть туда кресло-качалку. Стекло разбилось, холодный ветер ворвался в комнату.

«Лунная река» все играла.

Кресло-качалка соскользнуло с покатой крыши и исчезло из виду. Маршалл пытался выбраться из окна, обдирая ладони об осколки стекла, но не чувствуя ничего, кроме дыхания свежего ветра у себя на лице. Он не смотрел вниз. Ему было плевать, далеко ли до земли. Только побег имел значение — не мысли, не мольбы. Он перебросил ногу через раму и вывалился на крышу.

Огромные руки сомкнулись на поясе его джинсов и втащили его обратно в комнату. Сад внизу, деревья и горы — все исчезло. Он рухнул на ковер, ударившись головой о пол. Маршаллу показалось, что люстра стала мигать, но он не был уверен. Возможно, то был взмах огромных крыльев Боли, что заслоняли свет, пока она пикировала, чтобы вцепиться в него.

Мужчина был настоящим великаном, сотканным из мускулов и вони. От него несло гнилью и ржавчиной. Маршалл не чувствовал обрушившихся на него ударов, только слышал болезненный хруст. Снова и снова. Ветер завывал в комнате, листая Библию на столике у кровати.

Утренний свет разливался по Норт-Бенду, туман отступил к горам, словно войско, потерпевшее поражение. Кафе «Твидс» уже открылось и встречало первых за день клиентов — дальнобойщиков, возивших дрова. Они пили кофе и отправлялись в путь. Все это время Маршалл кричал.

Рассвет ничего для него не значил.

Лицо распухло от ударов, левый глаз заплыл. Каждый синяк пульсировал, каждая царапина горела. Ему потребовалось пять минут, чтобы осознать, что на нем остались только шелковые боксеры: он бездумно натянул их после душа, прежде чем отправиться в парк. Огненно-красные, со смеющимися дьяволятами. Кожа покрылась мурашками. Потек уже засохшей крови спускался по груди и залепил пупок.

Маршалл понятия не имел, сколько он пробыл в отключке.

Он дернулся в веревках, изнемогая от боли: петли опутывали шею, запястья и лодыжки. Его привязали к старому креслу-каталке. Вместо сиденья был стульчак — ягодицы Маршалла прилипли к кольцу. Каркас кресла проржавел, колеса сняли, ножки приварили к большой металлической пластине на полу — опрокинуть его было невозможно.

— Помогите! — Маршалл кричал, пока не сорвал голос. Лил грязные слезы. Веревка впилась ему в шею, когда он опустил голову на плечо.

Перед глазами возник их обеденный стол в Сиднее. Ной сортировал фруктовые колечки по цвету. Зеленые нравились ему больше всего. Молочные усы. Серые школьные брюки.

Пленка с камер видеонаблюдения: сын забирается на перила торгового центра. Летит вниз в замедленной съемке. Клоун тянется, чтобы поймать его.

Мозг Ноя на полу морга.

Незнакомые лица на похоронах. Вспышки камер.

Маленькие голубые памятные ленточки, развешанные по Джеймсбриджу.

Клэр отвернулась от него в ванкуверском книжном магазине…

Последний образ вызвал больше всего боли. Маршаллу хотелось вернуться в тот вечер и заключить ее в объятия. Поцеловать, как раньше, до того, как все покатилось к черту.

Клэр смотрит на него поверх миски с массаман-карри.

Ее лицо искажено в родовых муках, она вцепилась в руку мужа. Тогда Клэр ругалась, как матрос, ей пришлось наложить швы. Плач их новорожденного сына.

Флешка падает из прорехи на спине плюшевого медведя. Лучше бы он никогда ее не находил, никогда не вставлял в компьютер. Письма. Сайты.

Поездка в Норт-Бенд и первый взгляд на гору Си, ужасное ощущение страха, корчащегося в желудке. Он не хотел этого признавать, но думал об убийстве. Вылезающие из орбит глаза, синеющие губы.

Подросток в туманном парке. Наушники айпода, болтающиеся у него на шее.

Глаза Маршалла распахнулись. Он почувствовал желчь на языке. Химический привкус.

Маршалл сидел в твердом кресле, как человек, привязанный к металлическому скелету. Опустошенный.

— Пожалуйста, — прошептал он.

Маршалл повторял это снова и снова, но слово утратило смысл. Одиночество окутало его тишиной — в подвале.

Голая лампочка свисала с потолка на длинном проводе. Пол под ногами Маршалла — ледяной цемент — покрывали жирные пятна и опилки. Затхлый запах напомнил о дальнем буфете на кухне в Сиднее: после переезда он нашел там старый пакет с картофелем. Овощи обросли склизкими зелеными щупальцами и выглядели как зараженные крабы.

Стены в комнате были скрыты поставленными вертикально матрасами. «Звукоизоляция», — решил Маршалл. Эта, вторая, стена тянулась по всей комнате, и подвал казался еще меньше. Лестница находилась в четырех метрах от него, словно дразня. Ступени вели к деревянной двери со стеклянной ручкой.

Повсюду он видел сущность своего похитителя. Работу больного, скорбного разума.

Кактус в горшке с длинными острыми колючками. Матрасы, обернутые полотенцами и простынями с рисунком: блеклый рассвет, японский садик, цветы, Мона Лиза, Уилл Смит из «Дня независимости». Американский флаг был разложен у подножия лестницы. Колючая проволока оплетала комнату, как паучья сеть, в ее шипах виднелись обрывки ткани и окровавленные волосы. В углу находились остатки отсыревшей полки. Огромное распятие — Христос, прибитый к кресту, — было боком прислонено к матрасу.

В центре комнаты находился заплесневелый, проржавевший слив. Двенадцать моделей свисали с потолка, их тени плясали на стенах: аэропланы, динозавры, восточные веера, ловцы снов. Некоторые были простыми по задумке и внешнему виду, в изяществе других проступала аккуратность взрослого. Но наиболее жуткими оказались осколки витражного стекла различных форм и цветов, приклеенные поверх матрасов.

Маршалл не мог объяснить, чем они пугали его. Он просто чувствовал страх.

Осколки горели в свете лампочки, отбрасывая разноцветные тени, окрашивая тело Маршалла желтыми, синими, пурпурными, красными, зелеными всполохами.

Маршаллу показалось, что подвал похож на церковь, разрушенную бомбой. Он сидел в ее центре в полном одиночестве. Хотя и недолго.

Дверь на верху лестницы открылась.

Забрызганные грязью ботинки со стальными носами загрохотали по ступеням. Пистончики серебристых развязанных шнурков постукивали по дереву.