Литтмегалина - Гнилое яблоко

(что нашло на меня этой ночью?)

Я медленно шел за Отумом. Совсем рассвело.

Миико сидел на траве. На нем все еще был серый, грубой вязки свитер Отума, похожий на рыбачий. Выглядел Миико получше, чем вчера, но все равно нездорово. Лицо белое, как яичная скорлупа.

– Кто-то кричал, – спокойно сообщил он.

– Нет, – сказал я.

– Нет, – одновременно со мной произнес Отум, и по инерции мы сцепились взглядами – попробуй возрази.

Но мы уже солгали одинаково. Поразительное для нас единодушие. Вероятно, в первый и последний раз.

Глаза Миико не выразили ни сомнения, ни веры, устремленные в точку за моей спиной. Я оглянулся и увидел серебряное кружево, растянутое меж пары высохших безлистных веток. Паутина. Вчера в сумерках я ее не заметил, но с рассветом она обозначилась четко, увешанная каплями росы, стекающими с гладких листьев над ней. Вода сделала невидимое видимым. Я сглотнул, бросил сдавленно:

– Я сейчас, – и ушел.

Среди деревьев, где Отум и Миико не могли меня видеть, я рухнул на траву как подстреленный. Внутри все переворачивалось. Я встал на четвереньки, и меня вырвало. Изо рта потекла вода, много воды, и за ней жалкие остатки вчерашнего ужина. Боль была такая, будто я блевал стеклом. Мелкие капли выступившего пота покрыли мое лицо, едва успевшее высохнуть после моих игр у озера.

Я лег на бок и некоторое время полежал, настолько обессиленный, что, приди Отум и начни бить меня ногой в лицо, даже бы не шелохнулся. В голове было совсем пусто, прямо-таки вакуум. Затем единственная мысль: «А ведь всего-то второе утро здесь. Что дальше?»

Я вернулся к остальным. Отум покосился на меня с любопытством, но расспрашивать не стал. Достав из рюкзаков пасту и зубные щетки, мы пошли умываться к тому же озеру.

Последнее уцелевшее кольцо теперь было полностью разрушено. Валялись комья земли, как после маленького взрыва. Разбросанные камни… В моей голове не сохранилось воспоминаний о том, как я это делал. Я покраснел – залился со лба и чуть ли не до груди, и, первым сев на берегу, наклонился к воде. Мелькнуло мое отражение, прежде чем рассыпаться волнами… волосы торчат во все стороны. Будто из психушки сбежал.

(не сбежал, но еще там окажусь)

Вода вызывала тошноту. Стараясь не заглотить ее, я плотно сжимал губы. Глаза жгло. Что-то не так с водой, или это я напридумывал? Я все-таки слизал с губ несколько капель. Вода как вода.

У Отума был полный рот пены. Забавный контраст с его надменной мордой. У Миико не было зубной щетки и уж тем более зубной пасты. Я выдавил пасты ему на палец и спросил:

– Как можно было забыть самые основные вещи?

Миико как-то непонятно посмотрел на меня, отвернулся и сказал:

– Я уходил, думая о другом.

В свежем вкусе пасты было что-то успокаивающе привычное. Часть обычного, нормального утра. Еще неизвестно, решусь ли я купить новый тюбик, когда этот закончится, учитывая, как мало денег у меня осталось. Как я планирую жить дальше? В Долине Пыли любой ответ казался еще неуместнее, чем сам вопрос.

Долина Пыли. Неприятно вспомнился сон, погребенный под последующими видениями наяву. Пыль текла из стен Рареха. Люди Рареха превратились в пыль.

– Отум, сколько еще мы здесь пробудем? – поинтересовался я резким тоном.

Я ожидал раздраженной реакции, но не настолько злобной. Отум щелкнул зубами, явно желая оторвать от меня кусок, и ответил тихо, с холодным бешенством:

– Чего ты хочешь? Чтобы мы бросили все и повернули назад из-за твоей трусливой задницы?

В руке он все еще держал щетку, выставив ее на меня, как нож. Если бы он начал запихивать ее мне в глотку, я бы нисколько не удивился.

– Нет, – пробормотал я, взглянув на Миико. Тот чистил зубы пальцем, прикинувшись слепым и глухим. – Нет, но…

– Ты потащился с нами, – перебил меня Отум. – Никто тебя не звал. Решил идти – так иди. Не убегай с ревом обратно при первом же напряге, словно маленькая девочка.

Его глаза беспокоили меня больше, чем его голос. Застывшие, выражающие угрозу. Отум действительно вызывал у меня… опасение. Вовсе не потому, что я был труслив, как маленькая девочка.

– Отум, – с успокаивающей интонацией начал я, – дело не в том, что я хочу сбежать. Только…

(Только что? Какой аргумент я могу привести? Рассказать, как в глубине ночи я катался по берегу? А что, если с Долиной все в порядке? Что, если проблемы со мной?)

Я запнулся и затем просто сказал:

– Только мне надо знать, сколько дней мы еще здесь пробудем.

Отум с видимым усилием заставил себя проглотить злобу. Его каменное лицо смягчилось.

– Если поспешим, к вечеру управимся. Обратный путь займет дня полтора-два, зависит от ваших ног. То есть три дня всего.

– Хорошо. У меня еще пара вопросов.

– Серьезно? – Отум вскинул бровь. – Ну ты борзый.

– Пара вопросов, Отум, – попросил я. Плевать на гордость, голова уже разрывается от неясностей.

– Каких? – Отум сжал губы.

– Первый: что ты натворил в Рарехе, если тебе пришлось скрыться? – я рисковал зубами, но торопливо продолжал, пока Отум не надумал проломить мне череп. – И второй: что тебе нужно в Долине? Я думаю, ответ на второй вопрос связан с первым.

– Да, связан, – Отум впал в рассеянность. – Я отвечу, но не сейчас, понимаешь? – он кивнул на Миико.

Я понимал.

Отум поднял с травы тюбик зубной пасты и щетку. По его груди стекали капли воды, оставляя на футболке темные полосы. Проходя мимо меня, сидящего на берегу, он вдруг остановился за моей спиной и обхватил длинными пальцами мою шею. Прижав мой затылок к своему твердому бедру, он выдохнул сверху:

– Ну же, малыш, не разочаровывай меня.

Как и прикосновение, его голос был почти нежным.

И Отум ушел. Все произошло так быстро, что я не нашелся, что ответить. Я коснулся шеи, на которой его пальцы оставили невидимые теплые отпечатки. Нет, я совсем не понимал Отума. То он звереет, то, как момент назад, в нем промелькнет что-то, и во мне возникает немедленный отклик. Временами он мне почти нравится.

Миико, застывший как истукан, смотрел в воду. Я потрогал его лоб. Холодный.

– Идем, – сказал я.

И он пошел. Не позови я, он остался бы сидеть на берегу вечно?

Мы сделали на завтрак бутерброды и кофе (я заметил, как поморщился Отум, заглянув в почти пустую банку). Миико не хотел есть и согласился только на пару печенюшек. На лице Отума иногда проступало виноватое выражение, и неуправляемость собственной мимики его явно смущала; если бы что-то сейчас могло рассмешить меня, я бы рассмеялся.

Еще три дня.

Миико стал странным. Может, он всего-то не выспался? Но, когда я смотрел в его бледное лицо, я не мог объяснить это оцепенение простой сонливостью. Отум… что я знаю о нем? Почти ничего. Его поведение настораживает. Что гарантирует, что за эти три дня он не съедет окончательно и не начнет бегать за нами с ножом? Осознание собственной нормальности должно было меня успокоить… но что-то мне не осознавалось.