Литтмегалина - Гнилое яблоко

– Януш, – зачем-то зову я, – ты здесь?

(мне нужен кто угодно живой)

(говорят, в Рарехе видят призраков. Миико показывал мне фотографию, которую он спер у кого-то в школе. Фотография демонстрировала центральную улицу Рареха с застывшими вдоль нее туманными силуэтами. Миико клялся, что снимок настоящий, но я не поверил)

Стряхнув пыль с лобового стекла, я заглядываю в машину. Внутри темно и, кажется, пусто. Пыль на пальцах сырая и жирная, как сажа. Попадая в порезы, она усиливает боль. Я вытираю руку о колено. Сердце вдруг подскакивает к горлу, и я срываюсь в бегство… Я не сразу осознаю, что двигаюсь к дому моей матери.

Никого по пути.

Добежав, я обнаруживаю, что кто-то заколотил все окна досками. И то же с домом Миико по соседству…

(серые доски с торчащими из них гвоздями)

Толстый слой пыли на крыльце запечатлевает мои следы. Я толкаю входную дверь, и она распахивается, оказавшись незапертой.

– Мама? – произношу я шепотом.

Она не отвечает. Впрочем, как всегда. Я знаю, где найду ее.

(сумка моей матери, лежащая на полке для мелочей)

Я вхожу в комнату. Кресло напротив включенного телевизора. Помехи на экране. Груда пыли на протертом сиденье… Я погружаю в нее пальцы, и пыль облепляет их, словно влажная глина…

Я открыл глаза. Опять сон… веки щипало, но в целом сонным я себя не чувствовал. Сначала темнота показалась мне непроницаемой, но затем я рассмотрел, что утренний свет уже потихоньку растворяет ее, как вода акварельную краску. Вместо зловещей тишины из сна теперь слабый шелест листьев, хорошо. Я поднялся на шаткие спросонья ноги. Небольшая прогулка сквозь темноту. Ни шороха со стороны Отума, ровное дыхание Миико. Отлично.

Наткнувшись на дерево, я продолжил движение, из предосторожности выставив вперед ладони. Шершавая кора, острые кончики ветвей. Когда почти ничего не видишь и полагаешься только на ощущения, они становятся невероятно острыми…

(«Несут тебя злые силы, дебиленок», – говорила мне в спину сморщенная учительница, жившая в трех домах от нас, когда я пролетал мимо нее на велосипеде)

Деревья пели, и трава под ногами тоже. Тысяча беззвучных песен разрывали мое тело, каждая пытаясь в него втиснуться. Озеро лежало на земле, как черное зеркало. По его поверхности пробежал лучик, отразившись рубиново-красным бликом. Мне захотелось броситься в темную воду. Бешеный прыжок с берега; умереть, но понять, что происходит. Остыть от этого возбуждения – моя кожа так раскалена, что вода зашипит, когда я в нее погружусь.

– Давайте же, призраки, – сказал я, припадая к земле. – Делайте со мной что хотите.

Но ничего не происходило.

Я униженно полз на коленях к воде.

– Я знаю, вы здесь, – прохрипел я с яростью и, потянувшись к воде, зачерпнул ее и бросил себе в лицо. Обжигающе ледяные капли побежали по моему лбу к носу, потекли по подбородку. Я облизал губы, и вода наполнила рот горечью с примесью металлической кислятины. Я зачерпывал воду и пил, пока язык не онемел от холода.

Я хотел обезуметь и, отползая от озера на спине, протаскивая свое тело по царапающим камням, ощущал, что мое желание начинает исполняться. Вода испаряется постоянно… и сейчас ее частицы медленно отделяются от поверхности… Никогда прежде я не придавал этому процессу такого значения.

Чувства возникали и сразу таяли, не достигали четкости, разлетались брызгами, как всплески волн. Ощущения падали легкими перьями, мягко скользя по коже. А потом обрушились охапками, засыпая меня целиком. Неровно застучало где-то, и я недоуменно осознал – это мои зубы, которые стали мне как чужие – пластмасса во рту. Кто-то выдохнул, почти касаясь моих губ, и с неба посыпались тысячи листьев. Снова брызги, стекающие по лицу: то сильно, то слабо, то близко, то далеко. Меня ударило что-то, и, когда я накрыл ладонями живот, чьи-то пальцы обхватили мои запястья. Это все происходило с разными людьми, в разное время, а теперь все сразу и одновременно со мной. Вверх и вниз; я прыгнул в озеро, взметнув тысячи капель. Я плыл, разрывая воду, плотную и гладкую, как ткань, и ее матовая поверхность глянцевито поблескивала на скатах маленьких волн. Я нырнул и вынырнул, запрокинул голову, и кончики моих истекающих водой волос коснулись травы.

(я на берегу?)

Снова руки; и судорога чужого блаженства изогнула мое тело.

(это было как падать, обнаруживать себя на полу и затем снова падать, теперь в окружении стен другого цвета. И разбиваться только о чувство невыразимости. Ни один из нас не осознает, насколько сильно он хочет стать другим человеком, узнать, как это – существовать как не-я)

Пузырящаяся радость идиота: нет смысла, только желание ломать. Разлетающиеся осколки – это весело. Кричать ради крика, драться чтобы драться. На запястьях красные нитки, на предплечьях черные нитки вокруг дыр. Прыгать выше деревьев. Пинать, чтобы ногам стало смешно.

(красные шнурки, красная плоть в прорехе на колене. Я ударяю камень ногой изо всех сил, но он пустил в землю корни и не двигается с места. «Пни его сильнее», такой пронзительный голос. Я ненавижу запах перегара, но во рту вкус шоколада)

(кто? я?)

(кто я?)

Крик.

Отбил палец на ноге.

Крик.

Мое бешенство уходит в землю, как молния.

Крик.

Я наклоняюсь и вонзаю пальцы в мокрую почву, втискиваю их под камень. Камень черный и скользкий снизу, будто начал гнить. Подцепляю камень, но кто-то подцепил меня.

Крик.

Отпусти, отпусти, я упираюсь коленями в землю, напрягая все мышцы, пытаюсь вырваться, но чужие холодные пальцы глубоко запустили в меня свои острые ногти.

Крик. Крик. Крик.

(хватит. Это снаружи?)

Снаружи? Пальцы на ногах горят болью. Я стою прогнувшись, колени дрожат. Да, это я.

Снова прозвучал вопль, протяжный, будто кто-то вложил в него все свои силы, уже не тревожась о связках. По моему лицу стекал холодный пот. Или я действительно прыгал в озеро? Крик, теперь изрядно ослабший, повторился где-то за деревьями, сопровождаясь битом моего сердца. Я накрыл мокрое лицо ладонями, черными от земли, затем опустил руки и

(Где я? Кто я? Это – я?)

побежал…

– Эфил, псих, – прошипел внезапно возникший Отум, стискивая мои плечи и невесть почему впервые называя меня по имени. – Кто орал?

Я не мог ему ответить и только тяжело дышал. Отум резко тряхнул меня и отбросил в сторону. Он исчез было среди деревьев, но сразу вернулся.

– Нет смысла. Слишком далеко. Мы его не найдем.

Был ли он испуган, как я? Видел ли, как я кувыркался на берегу? Скорее всего, не видел, но чувство стыда не ослабевало. Сейчас я едва мог вспомнить все, что делал. Тело до сих пор было словно деревянное, как будто наполнившись призраками людей, чуждых мне, я стал чужим сам для себя.