Татьяна Филатова - Всего лишь сон

Реальность отличалась от снов: их столик был занят. Меган озадаченно осмотрелась вокруг, и, нигде не заметив Николаса, – за долю секунды обдумала всю абсурдность ситуации, в какой она оказалась.

– Привет, – услышала она.

Николас стоял за ее спиной, опираясь на трость. На нем были джинсы и белая рубашка, точно так же, как и на Меган.

– Привет, – тихо ответила она и улыбнулась. – Наш столик занят.

– Мне кажется, что теперь это не имеет никакого значения.

Они прошли к свободному столику. Меган видела, как Николасу тяжело даются шаги, особенно правой ногой.

– Еще пара месяцев, и буду, как новенький, – отшутился он.

Официантка была другая, но это тоже было неважно. Важно было лишь то, что они наконец рядом.

– Как обычно? – спросил Ник.

– Да, как обычно, – согласилась Меган, – только без кофеина, пожалуйста. Сегодня его во мне уже слишком много…

Николас заказал два кофе и шоколадные кексы и, понимая, что неловко было им обоим, решил принять удар на себя и заговорил первым:

– Как говорила моя ныне покойная тетушка: «Ты что же это, разве уже заварил нам кофе? Если нет, то чего открываешь рот? Ни одна хорошая беседа не начнется, как подобает, если на столе не стоит ароматная чашечка кофе. На худой конец – чашка чая. Все остальное – пустая, бесчувственная болтовня ни о чем», – они оба рассмеялись. – Веселая была старушка, тебе бы она непременно понравилась, – снова неловкая пауза. – Чувствую себя Беном Хэнскомом рядом с Беверли Марш, – улыбнулся он.

– Не понимаю, о ком ты, – смутилась Меган.

– Ох, прости, я забыл, что ты не читаешь книги и не смотришь фильмы. Правда, извини…

– Все нормально, не извиняйся, – ответила она, – я думаю, нам обоим не по себе. И надеюсь, что уже через десять минут все будет так, как должно быть. Верно? Давай расслабимся. Мы уже слишком давно знаем друг друга, чтобы контролировать каждое слово в разговоре.

– Ты права… Ты как всегда права.

– Сегодня ночью произошло что-то очень страшное, – сказала Меган.

– Ты о нашем разговоре?

– Нет, это было после. Это было страшнее всего, что со мной происходило во сне.

Она пересказала Николасу свой сон с участием мистера Фредди, рассказала о том, что было потом. Затем им принесли заказ, после чего Меган продолжила говорить, теперь уже не только о прошлой ночи, но и обо всем остальном, что было до. В чем-то она повторялась, но рассказ был связным и даже в какой-то степени логичным – логичным, как для фантастического рассказа или фильма. Она говорила много. Рассказывала и рассказывала. Чувство было такое, словно из нее выходит токсин, который долгое время отравлял ее, и с каждым сказанным ею словом эта интоксикация становилась все меньше. Она не заметила, как Николас взял ее за руку, как она сжала ее. Время летело быстро.

Когда она дошла до той ночи, она вдруг замолчала.

– Дальше можешь не пересказывать, – сказал Николас, – я знаю, что было потом. И я верю тебе. Каждому слову.

– Я не знаю, как быть дальше, – мрачно добавила Меган. – Впервые в жизни я чувствую себя беспомощной, особенно после того, что случилось этой ночью.

– Когда я попал в аварию, – сказал Ник, – я тоже ощутил, что такое беспомощность. Я, как и ты, привык к самостоятельности. На работе я всегда старался быть душой компании, даже зачастую – инициатором каких-то мероприятий, но потом после этого мне было необходимо уединение для восстановления энергии. После того, как меня буквально всего поломало, я не мог обойтись без помощи. Иногда жизнь нас ломает, чтобы мы поняли, что быть одному – не самое выгодное положение. Для того и нужны близкие люди. Для меня самым близким человеком, конечно же, оказалась моя мама. Я ей очень благодарен за это. Наташа… она была рядом, но она преследовала свои цели. Я слишком хорошо ее знаю, чтобы поверить в искренность ее намерений.

– Я добровольно отказалась от помощи близких, – сказала Меган. – К сожалению, не все матери такие, как твоя. Когда я в детстве болела, мать винила меня в том, что я не надела шапку или пила холодную воду, когда болела она – виной тому был ее слабый иммунитет, когда у меня были плохие оценки в школе или колледже – я была виновата, потому что плохо подготовилась, когда у нее были проблемы на работе – виноваты были ее начальник и дураки-коллеги. К тому же мой брат всегда был успешнее меня, даже если на самом деле это было не так. В детстве и в юности я говорила ей о своих снах. По началу она пыталась меня оградить и убедить в том, что это просто кошмары, не более того. Когда же я рассказывала ей о том, что мне приснилось болото, полное противных и скольких лягушек – кажется, накануне мы с братом смотрели познавательную передачу о земноводных и пресмыкающихся, а после моих слов она обнаружила в душевой пару дюжин огромных жаб, мне показалось, что она меня возненавидела. Я могла просто замкнуться в себе. Но уже тогда я понимала, что с моей странностью мне придется жить всю жизнь, а потому у меня два пути: сдаться и сойти с ума или стать сильной и в одиночку переживать все те «сюрпризы» из моего личного, такого загадочного «измерения М», как я тогда его называла. Поэтому на мать я положиться не могу, как ни печально это не звучит. Брат… У него своя семья. Его «святая Моника» была при жизни причислена к лику святых моей собственной матерью. Видимо такой безупречной женой и матерью она всегда хотела видеть меня, но я имела наглость все эти годы жить для себя, а не становиться «миссис всемогущей домохозяйкой» с чистыми полами, но грязной головой. Люси, моя подруга. Она всегда была добра ко мне. Наверное, именно поэтому я не втянула ее во все это. Рассказывая человеку против его воли что-то такое, что он знать, возможно, и не захотел бы, тем самым взваливая на него ответственность за осмысление этой информации, вынуждая его нести эту ношу вместе с тобой… это эгоистично. Даже для такой эгоистичной личности, как я. Нет никаких гарантий, что мне бы стало легче от того, что Люси была бы в курсе моих приключений в своей голове, а вот ее бы это однозначно удручало. К тому же, как бы я ей что-то смогла доказать? Вдруг она бы мне не поверила? Ты – это другое… ты сам все видел. Ты там был.

– Теперь я стал частью этого, не так ли? – улыбнулся Николас.

– Да, – согласилась Меган, – хорошо это или плохо, но – да. Что же касается того, что произошло… я не могу контролировать эти ощущения, но я до сих пор чувствую себя виноватой, до сих пор боюсь навязывать тебе ответственность, до сих пор боюсь, что твое отцовство выглядит совсем неправдоподобным. Боюсь казаться обманщицей и вымогателем.

– Это черты хорошего человека, – он сжал своими руками ее ладонь. – Тебе не надо мне что-то доказывать, я сам со всем согласен. Более того, я настаиваю на том, чтобы стать полноправным участником твоей жизни не только по ту сторону реальности, но здесь и сейчас. Если, конечно же, ты не против.