Александр Белов - Пленники рубиновой реки [litres]

Телефон завибрировал.

– Привет, Борь, – Вера постаралась придать голосу бодрости. – Как дела?

– Ну привет, мать. Очухалась?

– Можно и так сказать. Завтра постараюсь выйти в график.

– Завтра не надо. Воронова все равно нет.

У Веры пробежал холодок между лопаток. Она-то уже успела расслабиться, решила будто все снова налаживается.

– Не пугайся только. – Видимо, ее состояние передалось чувствительному Борьке. – Ничего с ним не сделалось.

Показалось или он произнес эти слова с раздражением?

– Когда ты не вышла на смену, он закатил скандал, сказал, что не будет работать ни с одним редактором, кроме тебя. В общем, очередная капризная выходка.

– Так значит…

– Ага, – Боря прервал ее на полуслове, – один выпуск отсняли, ну тот, который ты с ним подготовила, а дальше звезда встала в позу.

– Боря, мне конец.

– Брось, Вер. Начальство на него теперь разве что не молится. Тебя точно не тронут.

Вера отхлебнула остывший чай. Поморщилась, поставив чашку на стол.

– Тут все на ушах стоят. А ты, похоже, реально не в курсе?

– А что я должна знать? Борь, давай без шарад, голова и без того раскалывается.

– Да что рассказывать-то? Если ты не сливала инфу Воронову, значит, у него открылся третий глаз.

– Мне не до шуток, Кудинов! – Не сдержавшись, Вера повысила голос.

– Мать, ты меня точно не разыгрываешь? – интонация Бориного голоса от насмешливо-ироничной скатилась к просящей. Он будто хотел услышать от Веры нечто такое, чего она никак не могла знать, а значит, и сказать ей было нечего.

– Если ты сейчас же не объяснишься, я положу трубку.

– Можно я приеду? По телефону долго объяснять.

– Не надо. – Вера не хотела обижать Борьку, но и видеть его сейчас не хотела тоже. – Вдруг я еще заразная? Давай завтра. Договорились?

– Договорились, – легко согласился он. – Только его завтра все равно не будет.

– Зато будешь ты.

– Да ну тебя. – Вере не нужно быть экстрасенсом, чтобы знать – Боря в этот момент улыбнулся.

Она нажала кнопку отбоя и сложила руки на коленях. Тело бил озноб, сердце колотилось так, будто готовилось к мировому рекорду по количеству ударов. Болезнь дала ей передышку, однако не отступила и напоминала о себе неприятными симптомами.

Чтобы не произошло, она не ждала ничего хорошего от завтрашнего дня и хотела, чтобы оно и вовсе не настало – завтра.

– Тебе нехорошо? – Вера не заметила, как подошла мать и теперь смотрела на нее с искренним беспокойством.

– Нормально. По работе звонили.

– Что хотели?

– Попросили выйти.

Мать кивнула и отвернулась к раковине, в которой скопилась грязная посуда.

– Я помою, мам.

– Не надо. Собирайся лучше на свою работу.

Псих смотрел на Жору, улыбаясь кособоким ртом. Их разделяла решетка и мутное оконное стекло. Наверное, именно поэтому псих казался ненастоящим. Его худое, точно вытянутое тело покачивалось и меняло очертания. То, что Жора принял за болезненную бледность, на поверку оказалось чем-то совершенно иным. Психа будто обесцветили, выкачали из него все краски. Отчего тот стал блеклым и серым.

Он улыбнулся психу в ответ. Тот поднял руку, помахал, чуть склонив голову набок. Жора как загипнотизированный повторил его жест. Внутри все кипело, клокотало, как в жерле вулкана. Он копил злость совсем как рачительный хозяин: холил ее и лелеял. В этом скрывался парадокс: чем больше в нем набиралось злости, тем добрее он казался окружающим. Обычно угрюмый, неразговорчивый санитар в районной психушке, вдруг начинал активно общаться с коллегами, травить пошлые анекдоты, заигрывать с медсестрами. Последние его все равно побаивались. Детина два метра ростом, с квадратной челюстью и почти полным отсутствием шеи, не вызывал в барышнях трепетных чувств.

Да и не нужны они ему: ни чувства, ни барышни.

Жора не желал тратить силы на ухаживания, цветы и прочие бесполезные мелочи, которые так любят женщины. Он подходил к вопросам взаимоотношений полов с позиции силы: кто сильнее – тот и прав. Женщина либо подчиняется, либо не о чем ему с такой разговаривать.

Так и жил Жора со своей прямой как жердь жизненной философией. А все, что не вписывалось в привычный порядок вещей, гнул как ему вздумается. В бараний рог гнул, если требовалось.

Псих, стоящий за окном, как раз не вписывался. Значит, придется гнуть, ничего тут не поделаешь.

Побои Жора умел наносить виртуозно, почти не оставляя следов. А те, что все же проявлялись, списывались на буйный нрав самих пациентов. За всеми не уследишь, а полы в больнице кафельные, скользкие.

Он погрозил психу пальцем, после жестом поманил к себе. Тот даже не шелохнулся.

– Сам напросился, – прорычал Жора сквозь зубы и рванул к выходу.

Далеко паршивец не уйдет, зато ему будет чем заняться после отбоя. Зуд в кулаках нужно было унять, да все случай не подворачивался.

Ключ от главной двери он украл уже давно. Сделал дубликат и хранил его теперь как настоящее сокровище. До сих пор он ни разу ему не пригождался, психи в смену Жоры не разбегались по территории. Да и мало кого в их отделении вообще выводили на прогулку. Безвольные овощи, пускающие слюни, могли не выходить из своих палат месяцами. Вонючие свиньи в грязных робах.

Жора был наполнен непоколебимой уверенностью, и все равно старался усилить злобу, представляя, как псих начнет убегать. Он многое бы отдал, чтобы заставить того побегать. Куда интереснее получить добычу после охоты, а не ту, что сама падает в руки.

Когда-то они от него бегали. Они бегали, а он ловил и сажал их в клетки. Просторные клетки, в которые можно было напихать много добычи. Или то был не он, а кто-то другой?

Жора обхватил голову богатырскими ладонями, сжал из всех сил. Нельзя вспоминать. Воспоминания приносят боль. Он даже не знает – его ли это воспоминания.

Возле одной двери, которая ничем не отличалась от десятков ей подобных, Жора остановился. Ноздри его затрепетали, вздулась и запульсировала жилка на высоком лбу. Кулаки сжались против воли.

Как бы он хотел снести чертову дверь с петель, вытащить того, кто прячется за ней и разорвать на куски.

Но снова – нет!

Там, за дверью – жертва. Он обязательно дождется дня, когда сможет воспользоваться ею, чтобы получить нечто ценное.

Люди давно стали для Жоры трофеями, чьи головы можно было бы развесить на стене в собственном доме. Но он помнил, что нужно действовать осторожно. Иначе те, кто еще недавно помогал ему засовывать человеческое зверье в клетки, засунут в одну из них и его самого.

Ему нельзя в клетку. Он не добыча, он – охотник.

Жора хотел бы садануть изо всех сил по ненавистной двери, но вместо этого прижался к холодной древесине щекой, прикрыл глаза и улыбнулся. По седой бороде проползла одинокая слезинка. Он смахнул ее тыльной стороной ладони и быстро зашагал по длинному коридору.