Александр Белов - Пленники рубиновой реки [litres]

Возможно, он даже будет по ней скучать. Она называла его медвежонком. И Жоре нравилось быть им. Другой внутри него сопротивлялся, говорил что-то о несправедливости и жестокости. Чтоб он понимал? Трус и предатель.

Забрать с собой парня оказалось совсем не сложно. Он знал Жору и шел за ним, как осел за морковкой. Иногда улыбался, потом вдруг начинал хмуриться и будто бы сердиться. Но шел. Наверное, он знал, куда его ведут, и даже догадывался, что с ним там произойдет. Усталость в глазах, больших, зеленых, словно болота, засасывала и самого Жору. Он умел сопротивляться, и потому просто усмехался, когда мальчишка на него смотрел.

За тринадцать лет он вымахал на целую голову, похудел, даже осунулся. Но в нем все еще жил тот неуверенный в себе толстяк, тянущийся к людям, точно глупый щенок. Даже к Жоре он зачем-то тянулся. Может, пытался вызвать в нем эмоции или даже сочувствие. Не дождется. Он теперь разменная монета. Жаль, одна на двоих с тем, другим, что все чаще прорывается наружу.

Осталось немного. Ему никто не преградил путь, не задал никаких вопросов. Водитель подъехал к самому руслу и даже не поинтересовался, для чего двое мужчин решили уединиться там. Ему было плевать, как и всем плевать на чужие проблемы. Или он понимал, что лучше уехать с щедрой оплатой и целой, не пробитой головой.

Деньги Жора украл. Украл у той, что звала его медвежонком. Она заметит пропажу и не сможет понять, кто именно оказался вором. Ему стало ее жалко. Чувство вспыхнуло и потухло, как свет фонаря при слабых батарейках. Это было полностью его личноечувство, не того, другого. Другому не было жаль женщину, он жалел себя и еще кого-то, кого хотел вернуть. Наивный. Только Жора знал, что смерть не возвращает никого. Ее нельзя подкупить, запугать или уговорить. Поэтому тот, другой, и должен уйти. Им двоим не ужиться вместе.

Подготовленную постель пришлось оставить. Шумные люди с камерами могли найти его раньше времени и все испортить. Двое из них приходили, шарили по комнатам, топали и громко разговаривали. Жора не любил шума. Он хотел покоя. В сарае было темно, и голоса пришедших людей до него почти не долетали. К тому же здесь обнаружился погреб, куда Жора до поры мог прятать своего пленника. Или как говорил тот, другой, – заложника. Дурацкое словечко не нравилось Жоре. Заложник не пошел бы по своей воле, заложника нужно сломать, в бараний рог согнуть. Этого не пришлось даже пальцем трогать. Правда, когда подходили к руслу, вдруг затрясся, замычал что-то на своем языке психов, да и то быстро успокоился.

Ворон ждал их на противоположной стороне. Сидел на ветке и зыркал на прибывших гостей.

Ворон одобрял.

Жора шел, чувствуя, как пружинит под его шагом земля, слышал ее стон, рвущийся наружу плач, и далекий, пока почти неразличимый гул.

Вода близко. Скоро ее будет много и тогда все закончится.

Для всех, но не для него.

Жора приготовился ждать, и все равно его постоянно тянуло выйти из своего укрытия. Скорее всего, им двигали чужие инстинкты. Показываться людям он не собирался, а вот наблюдать за ними хотел. К тому же среди пришедших оказалась дочь той женщины, которую ему пришлось оставить. Он едва не выдал себя, когда решил проводить ее взглядом и заодно поискать кота, прикормленного еще в больнице. Кот взял и увязался за ним, когда он приходил сюда еще в самый первый раз. С тех пор так и шастал.

Мать и дочь были удивительно похожи друг на друга, но только внешне. Внутренний мир разнился диаметрально. Жора понял, что сожалеет о многом. В том числе и об этом. Они ведь так и не познакомились, хотя он видел ее лежащей в постели с высокой температурой. Интересно, за ним бы так ухаживала женщина, как ухаживала за ней? Ему было бы приятно. Он даже подумывал специально заразиться и пролежать три дня, неделю, дабы почувствовать ее заботу.

Повернуть вспять уже нельзя. Жора жаждал свободы.

А может… Кто знает, вдруг он еще вернется к своей женщине и даже останется с ней навсегда. Она обязательно вспомнит его снова и назовет своим медвежонком.

Это не его мысли. Чужие!

Жора сжал виски до боли и не ослабил хватку, пока не услышал хруст кости.

Уже пару дней он мучился от безделья. На месте никак не сиделось, решил выйти на разведку. Заодно прислушаться к своим ощущениям. Ему нужно быть ближе к тому месту, где все произойдет. Если прозевает, придется ждать еще тринадцать лет, и кто знает, сможет ли он сдерживать того, другого, так долго.

В здании никого не было, это Жоре прекрасно известно, и все же он не решался вернуться в облюбованную комнату, куда его тянуло словно магнитом. Он чувствовал в ней нечто близкое, родное, теплое. Там он буквально кожей ощущал легкие прикосновения к щеке, волосам, и иногда слышал тихий шепот, называющий его «мой медвежонок». Жора резко оборачивался, делал вид, что спит, и резко открывал глаза, но так и не смог увидеть ту, что наводит на него морок.

В комнату он заглянул мельком и сразу поспешил к лестнице. Нужно подняться выше, на самую крышу. Там его никто не увидит, зато он сможет увидеть всех.

Под подошвами ботинок поскрипывал песок и мелкие камешки. Жора поднимался с тяжелой одышкой. Сложно одновременно следить за дыханием и контролировать того, другого. Он тоже чувствовал энергетику места, рвался наружу.

Жора пока был сильнее.

Перед небольшой дверцей, где ему всякий раз приходилось сильно нагибаться, чтобы пройти, прислушался. Никаких звуков не было и все же ощущение постороннего присутствия не покидало. Волоски на его руках встали дыбом, сигнализируя, нет, не об опасности, некого ему здесь бояться, скорее не хотелось лишних хлопот. Он почти решился открыть дверцу, когда она распахнулась сама. Свет с улицы ослепил Жору, и он не увидел того, кто вышел ему навстречу с крыши, услышал только торопливые шаги, уносящиеся вниз по ступенькам.

Когда перестали слезиться глаза, пытаться увидеть торопыгу уже оказалось поздно, далеко внизу хлопнула дверь, и здание погрузилось в привычную тишину.

Выходить на крышу резко перехотелось. Жора даже развернулся, чтобы уйти, однако что-то буквально выталкивало его туда. Он понял, что толкает его изнутри тот, другой. Ему очень было нужно, и Жора решил не сопротивляться, все же скоро они расстанутся и можно позволить тому немного посамовольничать.

Приложив руку ко лбу на манер козырька, он вышел на крышу, с удовольствием расправляя плечи, успевшие затечь от неудобной позы.

Здесь он оказался не один. У самого края стоял человек, спиной к нему и смотрел вниз. Услышав или скорее почувствовав постореннее присутствие, человек развернулся и двинулся навстречу Жоре.

Инстинкты сработали молниеносно. Возможно, неизвестный даже не успел ничего понять, когда в его левую скулу врезался огромный кулак. Отлетев в сторону, он отключился. Жора же зачем-то встал на четвереньки и пополз к краю крыши. Им управлял тот другой, ему дали свободу, и он ею пользовался. Жора испугался, что другой начнет кричать и звать на помощь, хотел уже усилием воли заткнуть его обратно, когда увидел, что за одну из торчащих арматур вцепилась рука. На самой железяке оставалось всего три пальца, два ослабли, оттопырившись в сторону. Другая рука лежала на плоской поверхности крыши, ничем не помогая тому, кто висел сейчас над землей, готовый вот-вот сорваться.