Василий Гейман - На вершинах знания [Русский оккультный роман, т. X]

Звуки органа смолкли, последний скорбный аккорд замер за занавеской и Фадлан снова появился, держа в руках поднос с большой хрустальной амфорой и тремя серебряными кубками.

— Три кубка? — спросил Моравский.

— Да, три кубка, — холодно ответил Фадлан.

— Но для чего столько? Ведь нас только двое. Или будет еще кто-нибудь? — возразил профессор.

— Два живых, — продолжал Фадлан, — к которым нужно придать мертвую, если с Божьей помощью она возвратится к жизни.

— Но ведь это… Это ужин почти на том свете… Это сверхъестественное!

— Без сомнения, вам это кажется очень странным, — сказал невозмутимо Фадлан. — Вот: Тата Репина умерла, тело ее не повреждено. Я подозреваю, я почти уверен, что является причиной ее смерти. Тата Репина умерла сегодня утром… вы меня слышите? Мне очень дорого стоило получить ее тело. Но я добился своего. Вы были сегодня на панихиде, но вы, как и остальные, не знали, что вместо бедной Таты лежит восковая фигура. Никто и никогда этого не узнает. Но сам труп здесь, в нашей власти, в нескольких шагах от нас, под этим черным покрывалом, в распоряжении нашего знания и силы.

Моравский с ужасом смотрел на Фадлана.

— Что вас смущает? Астральная форма после своего освобождения от земной оболочки пребывает некоторое время, более или менее продолжительное, в известном и определенном состоянии, в так называемой второй сфере, прежде чем перейти в мир лярв или в царство чистых духов. На самом деле, астральная сущность этой девушки еще не совсем освободилась от трупа. Органы в целости и не повреждены. Нам остается, приготовив известным образом тело, вернуть в него душу, которая еще не совсем улетела. Ну вот, наша воскресшая, призрак с мясом и костями, чокнется своим кубком с нашим, и мы с горделивой радостью осушим бокалы за здоровье мертвеца, возвращенного нами из-за могилы. Вы поражены? Но слушайте, никакая действительная преграда не разделяет смерти от жизни, это только два различных плана одного общего существования. Смерть — это только кристалл жизни, поймите — неподвижный кристалл, профессор, неподвижное существование, прозябание духа, профессор! Растворите кристалл и вы получите живую жидкость, движение, жизнь! И в ней будет зачаток иного, более могучего движения, иной жизни, жизни духа. Пары, газы — во сколько раз могущественнее и тоньше они, чем грубая жидкость! Но в тысячу раз могущественнее и тоньше земного существования жизнь чистого духа. Лед, вода и пар, — вот вам грубые образы, вот вам ключ к полному познанию. Огонь, — вот грубый образ средства!

Фадлан помолчал немного, как бы собираясь с мыслями, и продолжал:

— Вы найдете в противоположном углу лаборатории все необходимое для предстоящего опыта:

Большой куб дистиллированной воды в 36°.

Специальный стол с системой электрических генераторов.

Несколько сильных реактивов для раздражения кожи и нервов.

Набор трубок для того, чтобы направить на пациента целую волну катодных лучей.

Микроскоп особой конструкции с очень сильным увеличением, благодаря которому мы будем иметь возможность наблюдать эффекты наших усилий.

Аппарат для подвешивания тела. Наконец, постель, на которую мы положим тело для того, чтобы произвести над ним ряд магнетических пассов…

А теперь выпьем, прежде всего, несколько глотков крепкого вина, для того, чтобы запастись необходимым нервным напряжением и силами.

С этими словами Фадлан налил из амфоры душистого вина, и оба доктора осушили до дна свои кубки. Волнение Моравского дошло до высшего напряжения; Фадлан был спокоен и холоден, как всегда.

— Мы обмоем труп теплой водой, чтобы согреть его насколько можно, — снова заговорил Фадлан. — Это необходимо. Здесь результаты будут ничтожны, почти совсем незаметны. Потом мы будем электризовать. Вместо горчичников, мы воспользуемся несколькими каплями крепкой серной кислоты: возвращение к жизни стоит пустячных ожогов. Мы приблизим к ноздрям покойницы флакон с бромом. Потом мы прибегнем к рентгеновским лучам. Мы приведем в действие микроскоп, и я буду магнетизировать, а вы наблюдать, и мы увидим, как жизнь будет постепенно возвращаться в покинутое ею тело.

Движением руки он сорвал черное покрывало.

— Откроем гроб. Снимайте крышку.

Моравский сделал страшное усилие над собой и поднял крышку. Показалась мертвая девушка, безжизненная, бледная, трагически прекрасная в своей неподвижности, холодная, как мрамор. Моравский, увидев труп, уронил крышку, которая с шумом упала на пол.

— Нужно освободить тело от всех одежд для того, чтобы опустить его в ванну.

Моравский с ужасом посмотрел на Фадлана. Но Фадлан наклонился, вынул труп из гроба, быстро сорвал с него одежды до последней, и, собрав все свои силы, перенес его в наполненную теплой водой ванну.

— Помогите же мне, коллега, — сказал Фадлан. — Поправьте ее голову. Будет очень скверно, если мы начнем с того, что потопим нашу прекрасную покойницу. Побольше хладнокровия, не волнуйтесь!

Моравский повиновался.

— Теперь, — продолжал Фадлан, — ее волосы будут нам очень мешать: придется отрезать эти великолепные косы.

Через несколько мгновений роскошные волосы Таты, безжалостно обрезанные холодной рукой Фадлана, сияющим каскадом упали на землю.

Моравский тщательно подобрал их и все, до последнего волоска, завернул в большой шелковый платок, который случайно нашел на столе.

Прошло около часа.

Мертвое молчание дарило в громадной лаборатории.

Наконец Фадлан вскрикнул.

— Ага, тело размягчилось и согрелось под влиянием горячей воды; все идет хорошо. Теперь нужно вынуть труп, вытереть его и затем мы прибегнем к действию электричества.

Несколько минут спустя труп покойницы уже лежал на гальваническом столе. Моравский дрожал, как в лихорадке, холодный пот лил с его лба.

Фадлан был совершенно спокоен, действуя с безучастием ученого, всецело поглощенного редким и любопытным опытом.

— Электроды на месте, — сказал он громким голосом, — соедините провода.

Моравский исполнил приказание. Легкая судорога пробежала по обнаженному трупу. Его губы, ноздри, веки тронула легкая дрожь и все мускулы пришли в движение.

— Это ужасно! — пробормотал Моравский.

— Я этого совсем не вижу. Я понимаю, если бы перед нами было живое существо. Но ведь это пока еще только труп, жизнь еще не вернулась в него. Что же ужасного в этих судорожных сокращениях? Напротив, нас должны радовать движения подобного рода: раз они налицо и соответственны, значит, механизм тела в порядке. Помните, что непременное условие возвращения жизни — полная целость всех органов и мускулов. Думайте о том, что мы теперь работаем над возвращением души в ее прекрасное обиталище. Поверните, прошу вас, рычаг возможно больше в правую сторону, — нужно усилить ток. Вот так, довольно, благодарю вас. Ну что, теперь вам легче?