Эдвард Ли - Глушь

— Эрни, я не против съесть маленькую белку или кролика, крабы тоже хороши, но опоссум и ондатра? Это все равно что есть животных, убитых неосторожными водителями на дороге.

— Ты попробуешь, и потом тебя за уши от опоссума не оттащишь, — заверил он. — Я же помню, как ты любишь приключения.

— Не настолько, — заявила она. В то же мгновение ей пришло в голову, что Эрни занял выгодную позицию. Она сидит, а он стоит почти над ней, а значит, может спокойно заглянуть в вырез свободной кофточки цвета слоновой кости и даже разглядеть соски. Бюстгальтер она не надела, но этот факт совсем ее не трогал — до этого момента. Но когда она взглянула на Эрни, он смотрел на воду, а не на нее.

«Да о чем я думаю? — спросила она себя. — Словно хочу, чтобы он пялился на меня, а когда не получаю, чего хочу, расстраиваюсь. Как последняя шлюха».

Чтобы хоть как-то отвлечься, она вернулась к разговору.

— Ты сказал, что у них праздничный пикник?

— Да. Каждый месяц — в первую четверть луны. У них свои странности.

Поселенцы, как известно, суеверны, но...

«В первую четверть луны?» — задумалась она.

— Так что они празднуют?

— Славят жизнь, я думаю. По-своему. Природу, урожай крабов, еду, которую дает им лес. Смахивает на наш День благодарения.

Патриция так и думала. У всех сообществ, даже сегодня, сохраняются ритуалы благодарности земле за обилие ее даров.

— А что у них за религия? — спросила она. — Я так и не поняла.

— Я спросил Эверда однажды, и он сказал, что они поклоняются природе и любви, или как-то так. Опять же, они носят кресты, но со всякими безделушками и камнями. Христианство, смешанное с каким-нибудь культом.

Как интересно. Похоже на кубинскую сантерию и карибскую обиа, которые объединили старую африканскую народную магию с элементами римского католицизма и протестантизма. Даже гаитянский культ вуду заимствовал святых покровителей и идолов из христианства. И теперь, когда Эрни упомянул об этом, она оглянулась на мужчин, которые рубили приманку для крабов, и заметила, что один из них носит на шее крестик, сделанный из маленьких костей животных.

— Смотри, прямо там, — сказал Эрни и указал на залив.

Патриция вгляделась. В конце бермы, возле устья, она заметила широкую доску, торчащую из воды; на обращенной к пирсу стороне кто-то нарисовал крест.

— Эверд вроде бы благословляет Аган-Пойнт каждое утро, — сказал Эрни.

Но Патриция продолжала смотреть. На самом деле доски было две: вторая погрузилась в песчаную берму. Изображение на ней было другим. Какой-то витиеватый узор.

— Что там на второй доске?

— Какой-то знак на удачу, — ответил Эрни. — Точно не знаю.

«Суеверия», — подумала Патриция.

К ним подошел один из Поселенцев, мужчина лет пятидесяти, с выветрившимся от солнца лицом и, естественно, черными как смоль волосами. Он держал крышку от корзины, как официантка — поднос.

— Привет, Реджерт, — поздоровался Эрни.

«Реджерт, — отметила про себя Патриция. — Какое странное имя».

Мужчина не поднимал глаз, словно слуга, которому запретили смотреть на хозяев. Это всегда поражало Патрицию.

— Мисс Патриция, мистер Эрни, — коротко ответил он на приветствие и положил крышку от корзины на стол. — Мы приготовили завтрак. Надеюсь, вам понравится. Это дары земли.

— Спасибо, Реджерт, — сказал Эрни и повернулся к Патриции. — Иди сюда, попробуй.

Патриция развернулась и взглянула на стол. На подносе стояли два жестяных стакана, тарелка с устрицами и миска с...

«Что это? — подумала она. — Чернослив? Инжир?»

— Попробуйте. Домашний альд, мисс, — сказал Реджерт, передавая ей один из стаканов.

— Спасибо, Реджерт, — поблагодарила она. Кубики льда плавали в стакане, полном водянистой розовой жидкости.

Эрни взял другой.

— Можно сказать, это виски со льдом по-поселенски.

Патриция закатила глаза.

— Я не буду пить коктейли в девять утра!

Но Реджерт строго заметил:

— Клан не употребляет алкоголь, мисс. Наши тела — это дары небес, храмы духа. Эверд, наш савон, говорит так, и мы следуем его слову. Клан не позорит тело эликсиром дьявола.

Патриция удивилась: «Будто с южным баптистом разговариваю».

— В напитке нет алкоголя, — заверил Эрни. — Они делают его из коры и корней.

Напиток выглядел ужасно неаппетитно.

— Ну, раз ты считаешь, что я люблю приключения, — сказала она и сделала глоток.

Пришлось сжать губы, чтобы не скривить их от омерзения: «Выглядит не очень... И на вкус точно так же!»

Эрни засмеялся и осушил стакан в один глоток. Патриция решила не оскорблять гостеприимство Реджерта и пробормотала:

— Очень... очень интересно.

— Сначала похоже на мел, но дайте ему минутку.

Патриция дала бы и больше. Она заметила, что Реджерт, как и некоторые другие, носил крест, который, казалось, был сделан из крошечных веточек виноградной лозы. На нем также была надета подвеска с темным камнем.

— Интересный крест, Реджерт, — сказала Патриция, показав на кулон. — Ты христианин?

Реджерт кивнул, не поднимая глаз.

— Да, мисс. Клан верит в единственного Сына Божьего и в Землю, которую Он даровал, и в освобождение, которое Он обещал, и в природу, и в воду, и в священную Вселенную.

«Вот завернул, — подумала Патриция, сдерживая улыбку. — Священная Вселенная?»

— И ранее ты упомянул Эверда как... что ты сказал? Савон? Значит, он вроде правителя клана, верно?

— Нет, мисс. Наш правитель — Бог. Эверд — провидец.

Комментарий подогрел интерес.

— Ты имеешь в виду экстрасенс, визионер? Он видит будущее?

Реджерт по какой-то причине был настороже и ответил без особого энтузиазма.

— Нет, мисс. Савон видит пути, которыми Бог хочет, чтобы мы шли по жизни, и показывает их нам.

Патриция хотела попросить его рассказать подробнее, но Реджерт вдруг кивнул еще раз и извинился:

— Да прибудет с вами благодать. Я должен вернуться к работе, которую даровали мне небеса.

И ушел.

— Спасибо, Реджерт, — крикнул вслед Эрни.

Поселенец легкой походкой вернулся к доку.

— Да, у них определенно свой путь, — прокомментировал Эрни.

Патриция согласилась.

— Они очень любезны, но... — Она отодвинула стакан. — Я не могу это пить.

— Устриц-то попробуешь? — спросил Эрни, и его глаза загорелись, глядя на тарелку. — Помнишь, как мы играли в детстве, кто больше съест?

Патриция расчувствовалась от воспоминаний.

— Конечно.

— И ты всегда выигрывала, если я правильно помню.

— Да, наверное. — Но устриц, как и крабов, она готова была есть всегда, ее практически на них вырастили. — Они огромные! — заметила Патриция, глядя на пятнадцатисантиметровые раковины.

— Поселенцы каждый день вытаскивают килограммов семьдесят. — Эрни шумно всосал три устрицы, одну за другой, прямо с раковин. — Мы продаем их на местных рынках, два доллара за дюжину, а они перепродают дальше за четыре.