Ричард Лаймон - Дом Зверя

Горман взял еще немного назад, чтобы в кадр попал весь автобус, и щелкнул затвором.

- Чудесно! А теперь, подойдите, пожалуйста, вон туда, - oн махнул рукой влево. - Туда. Да-да, вот сюда. К Старому Мореходу и альбатросу.

- Вы знаете этот стих?

- Конечно. Один из моих любимых, - oн выбрал нужный ракурс и сделал снимок. - Замечательно. Спасибо.

- Надеюсь, снимки удались на славу.

- Ну так что, покажете мне книгу, о которой упоминали?

- Прошу сюда.

Как только старик отвернулся и направился ко входу в автобус, Горман включил диктофон. Затем поднял пиво и вошел следом. Капитана Фрэнка он обнаружил сидящим в водительском кресле.

- Гляньте-ко сюды, дружище, - xитро подмигнув, он похлопал по солнцезащитному козырьку и перевернул его, демонстрируя прикрепленный под ним клейкой лентой нож в ножнах. Постучал ногтем по вырезанной из оленьего рога ручке. - Я готов, видите? Пускай только старина Бобо ко мне сунется, - oн вернул козырек на место и, изогнувшись настолько, что задел подбородком рулевое колесо, достал что-то из-под сиденья. Это оказался старинный револьвер. - Моя пушка, - заявил он. Взведя курок, он посмотрел на револьвер так, словно это была прекрасная женщина. - «Магнум» 44 калибра. Разнесет Бобо жопу вдребезги.

- Он заряжен? - спросил Горман.

- Много мне проку с незаряженного.

Горман затаил дыхание, когда Капитан Фрэнк возвращал курок в прежнее положение. Водворив револьвер на место, старик поднялся и, раздвинув выцветшую занавеску, шагнул вглубь автобуса. Горман последовал за ним.

Все окна автобуса были закрашены снаружи, и в салон пробивался тусклый свет с оттенками красного, синего, зеленого и желтого. По счастью, некоторые были открыты, пропуская дневной свет и свежий воздух. Автобусные сиденья были убраны, чтобы освободить место престранному ассортименту мебели: старой раскладушке с измятым одеялом, плетеному креслу с прямой спинкой, лампе и нескольким сундукам различных размеров, причем стояли они как попало, лишний раз подчеркивая хаос, царивший в уединенной жизни Капитана Фрэнка. На ближайшем к раскладушке сундуке Горман увидел экземпляр «Книги Семи Океанов» Петера Фрёйхена [23] Петер Фрёйхен - знаменитый датский писатель, полярный исследователь. , керосиновую лампу, смятую пивную банку и револьвер. Когда старик опустился на койку, писатель заметил еще оружие: обрезанную двустволку, лежащую на раскладушке вместе с помятой проволочной вешалкой, саблю, прислоненную ручкой к стене возле одной из боковых дверей, и торчащую из водолазного шлема на сундуке рукоять пистолета.

- А у вас здесь недурной арсенал, - сказал он.

- Да, сэр. Пускай Бобо только сунется. И не важно, где я на тот момент буду. Здесь? - oн схватил с сундука револьвер и обеими руками выставил вперед, словно целясь в невидимого врага. - На камбузе? - oн направил ствол в заднюю часть автобуса, где второе одеяло закрывало проход. - У меня «Смит-энд-Вессон» 38-го на кухне. У меня «Люгер» в кабине. Мне без разницы, где я нахожусь - я начеку. Пускай Бобо только сунется.

Он положил револьвер на пол между ног.

- Присаживайтесь, дружище, - сказал он, похлопав по раскладушке.

Горман вытащил из упаковки оставшееся пиво, передал одну банку Капитану Фрэнку и сел рядом с ним. Открыл свою банку. Пиво успело порядочно нагреться. Сделав несколько глотков, он очень пожалел, что не прихватил для себя бутылочку джина.

Старик открыл сундук и извлек из него потрепанный томик в кожаном переплете, больше напоминающий семейный альбом. Закрыв сундук, он положил книгу на его крышку между собой и Горманом, после чего подался вперед и раскрыл обложку.

- Потрясающе, - сказал Горман, когда Фрэнк раскрыл книгу.

- Батюшка мой - он рисовал. Хоть и не художник, как я, а сделал все, что мог.

Карандашный рисунок, измятый и нечеткий, словно много лет пролежал сложенным в чьем-то кармане, изображал уродливую башку с рычащей пастью.

- Это Бобо, - сказал Капитан Фрэнк. - Батюшка мой - он его рисовал, когда «Мэри Джейн» домой направлялась.

Горман уставился на голову. Изображенная в анфас, она была почти овальной, с раскосыми глазами, полукругом, обозначавшим рыло, и раскрытым ртом, обнажающим ряды остроконечных зубов.

- Ни единого волоска, - сообщил Kапитан. - Даже бровей с ресницами нету. И кожа вся белая, аки рыбье брюхо. Вроде альбиноса. Весь бесцветный, окромя глаз. Батюшка мой - он мне сказывал, что были они голубые, как небо.

Он перевернул страницу. Следующий эскиз изображал приплюснутую морду существа в профиль. Не считая морды, голова вполне походила на человеческую. На месте уха находился темный кружок размером с десятицентовик.

- Где его ухо? - спросил Горман.

- Оно и есть. Одна лишь дырка, да сверху кожи лоскут. Чтоб никакая дрянь туда не влетела. Батюшка мой - он мне сказывал, что Бобо мог приподнять этот лоскут как веко и все слышать не хуже собаки.

- Невероятно.

Рисунок на следующей странице изображал зверя в полный рост. От талии до колен его фигура была исчеркана карандашом, будто кто-то пытался зачеркнуть рисунок в порыве гнева. В некоторых местах бумага даже была слегка надорвана грифелем. Но впоследствии кто-то старательно ее разгладил.

- Что произошло с этим?

Капитан Фрэнк покачал головой. Вздохнул.

- Матушкина работа. Страшная была ханжа, Царствие ей Небесное. Мне так и не довелось увидеть этот рисунок прежде, чем она его испортила.

- Какая досада, - сказал Горман, изучая остальную часть существа. Не считая когтей на пальцах рук и ног, оно удивительно походило на человека. Плечи и грудь были широкие, конечности толстые, очевидно, из-за мускулатуры. Одна рука была длиннее другой, но Горман решил, что тут виноват художник. - Вы знаете, какого он был роста?

Капитан Фрэнк сделал глоток пива и вытер рот.

- Около трех футов [24] около 91 см. в высоту. Но это когда батюшка от него избавился. А ведь с момента, как он его привез, едва годок минул. Он говорил, что некоторые убитые там поболе шести футов [25] около 1.82 м. будут.

Горман кивнул, и Kапитан Фрэнк перевернул страницу. Он ожидал увидеть еще один рисунок, возможно, вид существа сзади, но вместо этого обнаружил вырезку из газеты. Рукописные каракули в верхней части страницы сообщали: «Кларион, 21 июля 1902 года, Лорин». Далее следовал напечатанный жирным шрифтом заголовок статьи.

РЕБЕНОК ИЗ МАЛКАСЫ-ПОЙНТ УБИТ КОЙОТОМ

Лорин Ньютон, трехлетняя дочь Фрэнка и Мэри, была жестоко убита во дворе собственного дома на Фронт-Стрит. Встревоженные криками ребенка…

Горман покачал головой, изображая сострадание, и, не дочитав статьи, перешел к следующей странице, в центре которой был приклеен вырезанный из газеты некролог на ребенка. Его он читать тоже не стал. На следующей странице находилась сложенная в несколько частей газетная передовица, датированная 3 августа 1903 года. Он развернул ее и прочел заголовок статьи: