Валерия Спасская - Время светлячков

— Видишь, жизнь победила, наконец, смерть! — шептал Лев, гладя её тонкие волосы, которые таинственным образом приобрели в последнее время красивый блеск. — Это то, чего мы и хотели! Смотри, родная, этот цвет возрождения, заполняя сосуд, покоряет и нас. Скоро и мы будем вечно юными и прекрасными, как эта нетленная материя, и я не сомневаюсь больше: ведь если уже происходит философский брак, то совсем недалеко и до потомства — лакомого красного куска, который мы оба с тобой так ждём.

— Но ведь мы будем вместе? — спросила Камила, с тревогой заглядывая ему в глаза. — Мой повелитель, мой король, ведь ты не оставишь меня, правда?! Ты же знаешь, что трансмутация возможна лишь тогда, когда все условия соблюдены, в том числе и такие, как личность делателя, и если бы не наш союз, никак не смогли бы мы добыть этот камень! Правда же, драгоценный, скажи мне, что понимаешь это, что ты любишь меня!

Лев посмотрел на неё странным взглядом.

— Я бы хотел, моя дорогая, — сказал он задумчиво, — видеть всё так же, как видишь ты, но, мне кажется, что ты превозносишь моё значение и умаляешь своё. Поверь, я не более чем трусливый вор, пришедший украсть твои знания и опыт, я именно то, чем ты представляла меня вначале. Прошу, не тешь себя надеждами, что тут есть что-то большее, моя совесть и так нечиста, чтобы я солгал тебе ради твоего удовольствия. Этого не будет. Бремя ответственности и без того непосильной ношей тяготит мои плечи, ты не знаешь меня, да лучше тебе и не знать. Довольно того, что мы делаем это вместе, что ты пока жива и, слава богу, здорова.

— О да, спасибо тебе! — девушка упала на колени перед своим странным покровителем. — Действительно, все мои собратья либо погибли, либо пропадают в заточении, а я до сих пор жива, и более того, я здесь и с тобой, моим благодетелем, движусь и чувствую, что приближаюсь к той цели, для которой жила с того момента, как впервые начала дышать! Я не знала ни отца, ни матери, и тот человек, который по доброте своей души заменил моих родителей, передал мне в наследство свои чудесные поиски и благословил продолжать. Ведь наша истинная цель — это полная свобода от любых условностей и ограничений, от страхов, желаний и от зла. Даже если ты убьёшь меня (о, что за великое счастье умереть от твоей руки), я не стану ненавидеть тебя, потому что знаю то, чего не знаешь ты: только достойным суждено добыть философский камень, и если б ты не был достоин, то и рядом со мной, несчастной заблудившейся овечкой, гораздо более далёкой, как мне кажется, от постижения всех этих великих тайн, чем мой названый отец-неизвестный монах и Аристен — мой покровитель, не нашёл бы то, что искал. Так что, уверяю тебя, всё, что происходит сейчас здесь —не случайно, это дар небес. Я убеждена, что ни ты, ни я по одиночке не смогли бы даже и приблизиться к тем чудесным превращениям, которые имеем счастье наблюдать сейчас, так что оставим эти нежные споры и продолжим работу с энтузиазмом и рвением, не сомневаясь больше ни в себе самих, ни друг в друге.

— Какая же ты необыкновенная! — позабыв о субстанции, которая, шипя и пузырясь, обволакивала снежно-белой паутиной стенки раскалённого сосуда, Лев смотрел с умилением на эту странную хрупкую девочку, которую он нашёл случайно, не ожидая, что она окажется таким сокровищем в куче нечистот. Он заключил её зардевшееся румянцем личико в свои ладони и жадно разглядывал каждую черту, утопая в прекрасных золотистых глазах. Потом поцеловал в губы нежно и страстно, долгим поцелуем, желая забыться, забрать её и унести в какой-нибудь иной мир, где всё будет иначе, где не потребуется никого предавать и совершать подлости, ставшие уже привычным делом для него, ищущего не только бессмертия, но славы, богатства и признания.

И этот кажущийся хрупким цветок, на деле такой сильный и могущественный, ни в чём не желал его упрекать, хотя она была, без сомнения, слишком умна, чтоб не знать его истинных намерений. Да и не скрывала того, что знает. Однако он видел, что в нежном и страстном сердце ее теплится надежда на его порядочность и честность.

Как он мог обещать ей такие вещи? Погибнуть вместе с ней? Отдать ей славу, за которой он охотится с пелёнок? Ну, уж нет. Пусть всё идёт своим чередом, но, однако, пока они здесь, вместе, и ещё есть время — вымоленная и купленная им отсрочка (а ведь её обвиняют в колдовстве и хотят казнить как еретичку), кто осудит его за мгновения слабости, в которые она так наивно и с таким искренним чувством отдаётся ему каждый раз как последний — как можно устоять перед этими наивными порывами влюблённой девушки, с которой они, к тому же, объединены общей целью? Относительно цели, она, конечно, заблуждается, но разве он может отнять у неё эту хрупкую надежду, составляющую смысл её существования? Это было бы даже кощунственно. К тому же очевидно, что она не верит ему, принимая его слова за акт самоуничижения, а он, между тем, говорит ей правду. Стало быть, здесь его совесть чиста, если можно сказать так о совести человека, совершившего множество других преступлений.

Пусть же пока существует эта прекрасная иллюзия свободы и счастья, в которой они плавают, наслаждаясь друг другом, опьянённые сладострастием, в созданном совместной фантазией измерении, куда не в силах добраться ни один страж несправедливого закона, забирающего лучших и щадящего шарлатанов. В эти краткие мгновения, уносящие их за горизонт реальности, Лев верил в то, что любит свою необычную спутницу.

— Давай сохраним это, — попросил он, сжимая в объятиях её обнажённое тело и глядя в глубину сосуда сквозь жемчужные нити.

— Что же? — спросила она с улыбкой, обнимая тонкими смуглыми руками его за шею и нежно целуя.

— Этот мир, в котором лишь мы вдвоём, где нам нечего бояться.

— А разве есть чего бояться? — простодушно смеялась она.

О нет, это было не простодушие и не глупость, а любовь такой силы, какую сам Лев не умел испытывать, однако видел, что она может, и это немного пугало его. Именно невероятная глубина чувств давала этой юной нежной девочке полное право на бесстрашие, которое ему и не снилось.

Нет, он был мелочен, меркантилен и труслив, но она не знала этого, и лучше ей было это не знать, потому он и предлагал ей такой мир, в котором она могла думать о нём всё, что захочет.

Камила теперь смотрела на него серьёзно и задумчиво, склонив на бок голову.

Она больше не была иссохшим болезненным скелетом неопределимого пола, нет, она просто расцвела на глазах за последние пару недель и превратилась в очаровательную девушку с сияющим глубоким загадочным взглядом, от любви к которой можно было пропасть. Но Лев уже давно отвык от подобных чувств и не собирался возвращаться к ним. Она очаровывала его ровно настолько, насколько он позволял себе вовлечься в эти эмоции. Его жизнь была полностью под контролем, и никто не смог бы нарушить эту чётко отстроенную структуру. В любом деле он преследовал определённые цели, и ничьи чары не могли сбить его с толку.