Ширин Шафиева - Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу [litres]

– Что там? – В голосе Бану сквозила плотоядная жадность.

– Всё скажу, только потом.

– Когда?!

– Когда ты будешь готова.

– И что для этого должно произойти?

– Ну… Как ты относишься к Учителю? – Кафар ошарашил Бану неожиданным вопросом.

– То есть? Он хороший. Все его любят.

– А ты?

Бану сжала вспотевшие ладони в кулаки.

– Ну он, конечно, обаятельный. Я нормально к нему отношусь.

Кафар посмотрел на неё как-то печально, так что стало ясно: он не поверил ни одному её слову.

Бану смутилась. У неё возникло пренеприятнейшее впечатление, что он скрывает что-то важное, неизвестное ей. Тут вернулся Вагиф, и от Бану потребовалась мобилизация всех душевных и физических сил, ибо репетиция продолжалась. Кафар с удручённым видом встал и покинул комнату, причём это ему удалось не с первого раза: он словно не заметил двери и чуть не врезался в стену, как будто собирался пройти сквозь неё.

Зажав зубами кончик языка от напряжения, Чинара красила ногти лаком. Владея салоном красоты, она не позволяла никому притрагиваться к своим ногтям, предпочитая собственноручно рисовать вышедшие из моды с десяток лет назад психоделические узоры. В этот раз она вложила в каждый мазок особый смысл, ведь маникюр предназначался для глаз Учителя. Конечно, он был далеко не так молод, как ей хотелось бы, но на безрыбье и рак рыба, тем более что он так по-юношески непоседлив, вечно бегает и кричит от переизбытка энергии. Всю эту нерастраченную энергию Чинара хотела направить на себя, всю мощь этих крепких бицепсов, нежность ухоженных кистей рук и мягкость ягодиц. Чинара даже облизнулась. Её ни разу не посетило сомнение в том, что Учитель рано или поздно станет её любовником: ей казалось, что она хорошо знает такой тип мужчин – они никому никогда не отказывают. Этому надо было только сделать намёк потолще.

Новая дверь в свежеотремонтированной квартире отворилась со страшным скрипом, и Чинара в который раз прокляла нерадивых мастеров. В комнату вошёл сын Орхан – детина двадцати пяти лет. Она его не очень любила – он был похож на бывшего мужа характером и лицом, постоянно подкалывал мать по поводу её любовных похождений, а сам вообще не посвящал её в свои дела, встречаясь с какими-то неподходящими девушками из неблагополучных, на взгляд Чинары, семей. В глубине души Чинара лелеяла мечту переселиться в центр города, там, где сосредоточились все бутики, дорогие рестораны и где чаще всего можно было встретить иностранцев, из которых получаются прекрасные верные мужья. Салон красоты Чинары (который она, не мудрствуя лукаво, назвала «Чинара»), находился почти в центре. Словом, Чинара хотела, чтобы сын подтянулся к культуре, женившись на приличной «девушке из центра», а он всё норовил жениться по любви, дурак такой! Любовь проходит через два года, а квартира неподалёку от Торговой и бульвара остаётся навсегда. Сама Чинара чрезвычайно гордилась своим достижением: на собственные деньги она приобрела квартиру в престижной новостройке! Они с сыном заселились туда последними, дом уже был обжит. Первым делом, когда ещё не распакованные коробки и чемоданы лежали горой посреди пахнущей краской и лаком квартиры, Чинара обошла соседей по очереди и каждому из них сказала следующее:

– У меня есть машина, у меня есть сын и нет мужа, и если кто-то откроет про это свой рот, я сама лично закрою его так, что пожалеете о том, что лезли в мои дела!

Большинство соседей в ответ на эту тираду только пожали плечами, не желая связываться со скандальной бабой, но нашлась одна, точно такая же, как Чинара, и она почувствовала, что на ее лавры кто-то покушается, поэтому сразу возненавидела Чинару и пригласила её на чашку кофе. Началась настороженная дружба, которая в один момент могла перерасти во вражду, и так оно и случилось. Скандал слышали все, кто жил в том же подъезде. Соседка называла Чинару шлюхой, чем, правда, никого не удивила. Ответные слова Чинары были призваны не оскорбить, но деморализовать противницу: та была бездетной и мечтала о ребенке. Несколько раз у неё случались выкидыши, это её несказанно печалило, и вот Чинара заорала:

– Твой живот на кладбище похож!

Тогда соседка завопила и непременно спустила бы Чинару с лестницы, если бы вовремя подоспевший Орхан не увёл сопротивляющуюся и рвущуюся в бой мать подальше от позора. В общем, его появления всегда были некстати.

– Петли надо смазать, – сказал Орхан.

– Был бы мужчина в доме – смазал бы, – отрезала Чинара, дуя на ногти, чтобы поскорее высохли.

– Вот поэтому папа тебя бросил.

– Он меня не бросил! – окрысилась Чинара. – Я его выставила, и он так огорчился, что пытался себя убить, не помнишь, что ли?! Ну вот, ноготь смазала из-за тебя. Где ты шлялся?

– Я тебе говорил, что буду на даче у Самира. Ты была, как всегда, занята и не услышала. Рассматривала на «Фейсбуке» фотографии своего учителя танцев. Позорные ваши фотки совместные.

– Ай, мало говори! – отмахнулась Чинара. – Ты всё ещё встречаешься с той… как её?

– Не знаю, о ком ты говоришь, – холодно ответил Орхан.

– Я не хочу, чтобы ты просрал свою жизнь! Ты – мой единственный сын!

– И что, ты меня в папы римские готовишь?

– Тебе лишь бы издеваться. Куда пошёл! Вернись, я сказала! – Но Орхан уже ушёл в другую комнату, чтобы больше не разговаривать с матерью. К тому же он солгал ей, что был на даче.

Он вернулся из самого странного путешествия в своей недолгой жизни. А произошло всё из-за этой Тани, которая бросила Рауфа после пяти лет отношений. Вроде всё было прекрасно, ещё вчера влюблённые щебетали и кормили друг друга с вилочки, вызывая у своих одиноких друзей глухое раздражение. А затем она просто объявила ему, что всё кончено, и даже не дала никаких объяснений. Тогда Рауф отправился выпивать в компании Агабалы, хорошего друга. Друг этот был геем.

Агабала, или просто Балашка [16] Малыш. , как его называли близкие друзья, подобно многим, приехал в Баку учиться, и он действительно учился, хотя поступил совсем не туда, куда мечталось его родителям. Они видели его экономистом, далёкий же от презренных материй Балашка хотел стать кинорежиссёром. Он уже снял одну короткометражку, которая принесла ему славу в узких кругах и репутацию чуть ли не гения. Друзья возлагали на него большие надежды и не могли дождаться того счастливого момента, когда Балашка пустится в свободное плаванье и поднимет национальный кинематограф до мирового уровня. Ориентацию свою он не выпячивал и не скрывал, но, вращаясь в среде людей творческих, редко становился жертвой предрассудков. Конечно, не было бы ничего загадочного в том, что Рауф позвал его с собой пить, если бы он позвал ещё кого-то из друзей. Но он не позвал, и, как оказалось, к счастью.