Максим Кабир - Пиковая Дама [сборник]

— Повезло, что я не претендую на твою библиотеку.

— Грабители — это полбеды. Есть зло опаснее.

— И потому ты в лесу окопался? Да хорош. — Антон раздраженно отпихнул ствол.

Мужчина закряхтел и положил ружье на продавленную кушетку.

— Лес не страшен. Он, наоборот, защитит.

— Как к тебе обращаться? Экзорцист?

— Юра я. Смирнов.

— Антон Рюмин.

Обменялись рукопожатиями.

— Как ты адрес вычислил?

— Связи в ФСБ. Так чем ты, Юра Смирнов, занимаешься? — Антон обвел взглядом книжные полки. — Ты — знахарь? Охотник за привидениями?

— Ни то ни другое. — Бородач средних лет больше напоминал институтского преподавателя, попавшего на необитаемый остров и здорово одичавшего. — Я книги читаю. В Интернете стараюсь советы давать. Тем, кто в плохой ситуации оказался.

— Что значит, «в плохой»?

— Когда тебе не верит никто — вот что значит. Когда тебя считают сумасшедшим.

— Специалист по чертовщине?

— Звучит не очень.

— Начхать, как звучит. Ты нам поможешь?

— Я уже говорил Саше. — Смирнов схватил бороду в кулак. — Никто не даст гарантии, что книги правдивы на сто процентов. Можно верить им, если жизни не угрожает реальная опасность. Но если кто-то умирает… риск ошибиться слишком велик.

— То бишь, — сказал Антон, — ты — совестливый. Деньги берешь за свои эзотерические советы, только когда дело не пахнет жареным?

— Я не беру денег, — обиделся бородач. — А вы… вы сами всегда виноваты. Кто вас заставлял баловаться с тем, чего вы не понимаете?

— Да не баловался я. — Антон пощелкал ногтем по клетке. — Дочка моя в беде.

— Ты не присутствовал при обряде?

— Я не дурак.

— Ясно. Ты очутился в радиусе ее влияния. — Бородач подошел к столу — выключенный монитор компьютера отражал кабинет и двух… или трех людей. Двух, бесспорно, двух. — Ты и меня заразишь. — Смирнов опрокинул монитор пластиком кверху. — Это хуже холеры.

— Скажи, как избавиться от нее.

— Как-как? Да никак. Наши предки знали, что можно рядом с зеркалами, а чего нельзя. Ругаться нельзя, есть, спать. Тонкие материи… скважины в иной мир. Существуют слова, произнеси их у зеркала — и…

Смирнов осекся. Антон сунул в бородатую физиономию фотокарточку, вытащенную из кошелька. Аня улыбалась задорно на моментальном снимке.

— Это моя дочь. Смотри, Юра.

— Я… — Смирнов попытался отвернуться. Антон положил руку ему на плечо.

— Смотри внимательно.

— Хорошо, — воскликнул Смирнов. — Хорошо, черт подери.

Катин отец погиб за день до ее тринадцатилетия. Обварило паром на комбинате: ожоги, не совместимые с жизнью. Через год скорбящая вдова привела в дом нового мужчину. Идея всеобщей заменимости потрясла Катю. Она не простила маму, и плевать, что отчим был в принципе неплохим человеком, не пил, не обижал ее, старался понравиться. Катя приложила максимальные усилия, чтобы изгнать чужака, а потерпев фиаско — у отчима оказались на редкость крепкие нервы, — ушла сама, перебравшись к тетке, папиной сестре.

Вот так она и очутилась в высотном доме, затесавшемся вокруг мертворожденных цементных каркасов. Так познакомилась с Матвеем, Чижиком, Аней.

Шагая под лысыми кленами, Катя думала, что это было предрешено. Лесенка, ведущая к помадной дверце, намалеванной на зеркале, началась с прорыва труб и смерти отца. Хоронили папу в закрытом гробу. А как ее похоронят?

Воспоминания о недавней выходке будили стыд и горечь. Действительно, дура. Выставила себя последней шалавой перед Антоном. А он тоже хорош, лицемер. Разве не кидал на нее украдкой заинтересованные голодные взгляды? Разве не желал того же, что она? Если да, то почему отступил?

А говорят еще, женскую логику сложно постигнуть.

Катя перебежала дорогу. На перекрестке случилась авария. «Жигуль» поцеловался с «опелем» — оба автомобиля сложились гармошками. Полицейские оттискивали зевак за обочину. Лужица яркой крови отражала облака.

Очередной знак — Катя поежилась в полушубке. Подняла воротник и быстро прошагала мимо автомобилей и клубящегося пара.

Вероника, как и договаривались, ждала в кафе. За барной стойкой сверкало начищенное зеркало. Невзначай отгородившись пятерней, Катя направилась к единственной посетительнице.

На фотографиях в социальной сети Вероника была стройной и веселой. За годы офлайна она располнела, огрубела, чудовищно состарилась. Вместо длинных каштановых волос — пепельное каре, солнцезащитные очки в половину лица.

— Привет. — Катя села за стол. Попросила у подошедшей официантки кофе. Вероника пила зеленый чай. В непроницаемых стеклах отразилось лицо собеседницы. Хотелось сорвать дурацкие очки.

— Мы созванивались…

— Пишешь статью о городских легендах?

Катя удрученно качнула головой.

— Я соврала.

— Я догадалась. Кто-то умер?

— Двое, — сказала Катя. За окнами курсировали прохожие, шелудивый пес облаивал место ДТП.

— Что произошло? — Кате почудилась алчность в вопросе. Так бабки у подъезда жадно смакуют детали семейных трагедий. — Самоубийства? Инфаркт?

— В яблочко. Инфаркт и самоубийство.

— Когда вы ее вызвали?

У Кати зудела кожа, чесался скальп. Как много людей в городе, в стране знают о существовании Пиковой Дамы? Десятки? Сотни? Почему тогда не трубят о ней на каждом углу?

— Одиннадцать дней назад.

— Она не спешит. — Короткий толстый палец прогулялся по кромке чашки. — С нами она разобралась быстро.

— Вы вызвали ее, да? Дверь, лесенка, свеча?

— Мой брат вызвал. И его девушка. Они увлекались всякого рода мистикой. Ночевали на кладбище, проводили спиритические сеансы, зачитывали заклинания из древних книг. Дурачье. — Вероника ухмыльнулась, продемонстрировав зубы в коричневом налете.

— И что случилось? — Катя заранее знала ответ.

— У них появился личный парикмахер — вот что. Ночной парикмахер.

Официантка принесла кофе. Кате никак не удавалось разорвать пакетик с сахаром. Она всматривалась в Веронику, и догадка обжигала крапивой.

— Вся их готическая спесь куда-то запропастилась, — жестко выговаривала Вероника. — Три дня… и Оли не стало.

— Девушки брата?

— Да. Внутримозговое кровоизлияние, сказали врачи. Но знаешь, что странно? Помимо того, что семнадцатилетнюю девочку убил инсульт? Ее родители владели парикмахерской. Олю нашли в кресле перед зеркалом. Она пришла туда ночью, чтобы умереть. И она была седой как лунь.

Катя активно зачесала затылок. Создалось впечатление, будто кто-то гладит ее по волосам. В зеркалах бродили сонные официантки. Очки отражали раздвоенное Катино лицо.

— Все объяснили самоубийство брата тем, что он не пережил смерть возлюбленной. Но я-то видела.

— Видели?

— Ты знаешь, о чем я. Тощая тварь в черных лохмотьях. Лысая, оплетенная щупальцами.