Блейк Крауч - 69 (Шестьдесят девять)

— Ну, хорошо. Люблю тебя. Целую и обнимаю твою чудесную женушку.

— И мы — тебя. Пока, мам, — Тим повесил трубку.

Лора сказала:

— Значит ли это, что мы не можем воспользоваться звездочкой-шестьдесят девять, чтобы выяснить, кто оставил сообщение?

— Не знаю.

— Думаешь, есть еще какой-нибудь похожий код? Например, две звездочки шестьдесят…

— Я не работаю в телефонной компании, Лора.

— Помнишь, я предлагала купить пакет услуг с определителем номера, а ты все ныл: «Нет, это лишние пять баксов в месяц». Думаю, пора сообщить в полицию.

— Нет, я позвоню Мартину. Его смена заканчивается через час.

В без нескольких минут одиннадцать в дверь позвонили.

Тим отодвинул засов и обнаружил за дверью своего брата. Мартин стоял на крыльце, щурясь в ярком свете фонаря; мундир его был измят, под глазами темнели мешки.

— Ну и видок у тебя, братец, — сказал Тим.

— Можно мне войти, или ты намерен болтать прямо здесь, на холоде?

Тим глянул через плечо старшего брата и увидел припаркованную на подъездной дорожке патрульную машину, двигатель которой пощелкивал, охлаждаясь.

Туман окутывал дома и улицы Квейл-Риджа, одного из новых поселков, построенных на бывших фермерских пастбищах; все дома новые и однотипные и расположены достаточно близко к автомагистрали, чтобы всегда наслаждаться ее отдаленным рокотом.

Он отступил в сторону, впуская Мартина в дом, а после закрыл и запер дверь.

— Лора спит? — спросил полицейский.

— Нет, она еще не ложилась.

Они пересекли гостиную и вошли на кухню, где Лора, одетая теперь в более скромную ночную рубашку, поставила на плиту кастрюльку с водой; крышка подпрыгивала и звенела, выпуская пар.

— Привет, Марти, — сказала женщина.

Он поцеловал ее в щеку.

— Бог мой, ты чудесно пахнешь. Так ты уже сказала ему о нас?

— И не надоест же, — сказал Тим.

— Ты думаешь, шутка уже приелась — а она становиться лишь смешнее.

Лора спросила:

— Может чаю, Марти?

— Не откажусь.

Мартин и Тим удалились в гостиную. Лора заварила чай и присоединилась к ним, плюхнувшись в большое кожаное кресло напротив дивана.

Мартин сказал:

— Заебись тут у вас, уютненько, и костерок горит, ко всему прочему. Ну, что стряслось? Вы, ребята, собрались-таки завести спиногрыза?

Лора и Тим переглянулись, а затем Лора сказала:

— Нет, с чего ты взял?

— Да, Март, как правило, небезопасно спрашивать женщину, беременна ли она, пока и в самом деле не покажется головка ребенка.

— Так я не стану вскоре дядей? Тогда какого еще рожна вы позвали меня так поздно?

— Давай, Лора.

Женщина ткнула в кнопку воспроизведения на автоответчике.

Они прослушали сообщение, и когда оно закончилось, Мартин сказал:

— Вруби-ка по новой.

После того, как запись прокрутилась еще раз, повисло молчание; Мартин, нахмурившись, качал головой.

Наконец он произнес:

— Зная, какой ты скупердяй, не стану даже спрашивать, есть ли у тебя определитель номера или что-нибудь еще, изобретенное в двадцать первом веке. А как насчет звездочки-шестьдесят девять? Набирал?

— Пытался. Но буквально в ту же секунду, как я взялся за трубку, позвонила мама.

Мартин расстегнул две верхние пуговицы темно-синей рубашки, и пробежал пальцами по воротнику, ослабляя его.

— Возможно, чей-то розыгрыш, — сказал он. — Кто-то, наверное, поднес трубку к телевизору во время сцены убийства в каком-нибудь фильме.

— Если и так, то фильма я не узнаю.

Мартин торопливо застегнул пуговицы на рубашке и сказал:

— Что же, по-твоему, это такое?

— Думаю, чей-то телефон тряхнуло в самый неподходящий момент — а мы стояли на быстром наборе.

— В девять-один-один звонили?

— Позвонили тебе.

Мартин кивнул.

— Наверняка должен быть способ узнать тот номер. Ну, что-то еще наподобие звездочки-шестьдесят девять.

Тим сказал:

— Звездочка-семьдесят?

— Я ничего похожего не знаю.

— Несколько мнут назад мы пытались дозвониться в телефонную компанию, но они откроются только в восемь утра.

Мартин посмотрел на Лору и спросил:

— Ты в порядке, солнышко? Выглядишь неважно.

Тим тоже заметил произошедшие с ней перемены: лицо жены пожелтело, словно ее укачало, руки едва заметно дрожали.

— Все хорошо, — сказала она.

— Уверена? Ты выглядишь так, словно вот-вот наблюешь на ваш новый ковер.

— Я же сказала, все хорошо.

Мартин встал.

— Мне нужно припудрить носик.

Лора проводила его взглядом, подождала пока он выйдет из комнаты, пройдет по коридору первого этажа и закроет за собой дверь ванной комнаты, и лишь тогда она повернулась к Тиму и прошептала:

— Ты видел?

— Видел что?

— Когда он минуту назад расстегнул рубашку, то показалась одетая под низ белая футболка.

— Ну и?

— Я увидела кровь на ней, и, кажется, он заметил мое любопытство: сразу же поспешил снова застегнуться.

В животе у Тима что-то сжалось.

— Почему у него кровь на майке, Тим?

Донесся звук спускаемой в унитаз воды.

— Слушай, когда он вернется, ты скажешь, что неважно себя чувствуешь и собираешься лечь спать, — из крана в ванной комнате потекла вода. — Затем поднимайся наверх и жди несколько минут. Я предложу Мартину выпить. Мы сядем на кухне, а ты тихонько спустись обратно, выйди наружу и попробуй забраться в его машину.

— Зачем?

— Кажется, сотовый у него не с собой. Обычно он держит его в маленькой сумочке на ремне. Наверное, в машине оставил. Найди телефон и просмотри историю исходящих вызовов. Если он звонил к нам домой сегодня в девять шестнадцать, мы узнаем.

— И что тогда?

Кран в ванной стих.

— Не знаю. Черт возьми, он ведь мой брат.

Тим открыл один из шкафчиков, висевших над раковиной, и достал бутылку виски.

– «Старый Дедушка?» — спросил Мартин.

— Что, слишком дешево для тебя?

— Отец накачивался этим пойлом до потери сознания. Дай-ка взглянуть. Он забрал бутылку из рук Тима, открутил колпачок и понюхал содержимое. — Боже, навевает воспоминания.

— Хочешь льда или…

— Не-а, давай по очереди, прямо из горла, как в старые добрые времена на природе.

Они сидели за кухонным столом, передавая друг другу бутылку «Старого Дедушки». Прошло несколько месяцев с тех пор, как братья нормально общались. В старшей школе они были не разлей вода, затем в колледже, где Мартин продержался лишь три семестра, стали отдаляться. Тим вернулся домой два года назад, когда папина печень окончательно признала поражение, и оказалось, что между ним и братом выросла незримая стена, возникла неясная напряженность, которой они никогда не признавали открыто.

И хотя сейчас все мысли Тима занимало то сообщение и Лора, он заставил себя ступить на вражескую территорию и заговорил о маме, спросил у Мартина, не кажется ли ему, что после смерти отца она словно бы расцвела.