Сергей Алексеев - Пятый всадник

Всё отчётливей и громче стали слышны тяжёлые шаги, какое-то сиплое дыхание и писк. Что-то щёлкнуло, как боёк ружья, шелест заполонил грот, и из чёрной бездны пещеры выросло отвратительное чудовище – огромных размеров жук. Почти десятифутовые усы его, как хлысты, с силой опустились на спящего конкистадора, гигантские челюсти раскрылись, и, как только голова обезумевшего от боли Лессинга очутилась между ними, сжались, звякнув роговицей и чмокнув расплющенным черепом человека.

Гигантские глазища чудовища расширились, усы поднялись, а передние лапы упёрлись в щебень.

Тело Лессинга медленно поползло вслед огромному насекомому. Опять стало тихо и будто бы пусто в тёмной, глубокой пещере. Вспорхнула перед входом в страшный грот летучая мышь, но, видимо передумав, рванула в лес.

Эта пещера уже была занята!..

* * *

Второй раз гигантское насекомое показалось в 1863 году в пригородах Нью-Йорка, в самый разгар гражданской войны в США.

В этот день в Нью-Йорк прибыла русская военная эскадра для помощи армии Линкольна. Местные власти, представители мелкобуржуазной общественности и горожане восторженно встретили союзников.

В числе военных моряков находился некий Василий Чернов, второй сигнальщик на флагмане. По воле случая он одним из последних покинул свой корабль, задержался на пристани и, погнавшись за пёстрой юбкой, оказался в ветхом, грязном трактире «Семь сельдевых бочек».

Выкарабкался он оттуда без гроша в кармане, пьяный и до смерти замученный трактирными девками. Поэтому не мудрено, что он вскоре, потеряв координацию, очутился под старыми деревянными навесами портовой пристани, в самом центре Приморской свалки.

С визгом разбегались в стороны крысы, завидев ползающего по мусору человека в некогда новой матросской форме. Чернов перебирал руками, неуклюже двигаясь на четвереньках, падал на бок, снова полз и опять валился. Руки, изрезанные о битые стёкла бутылок, иногда проваливались в мусор, человек, невнятно ругаясь, разгребал другой рукой тряпьё, гниющие остатки пищи и протухшей рыбы, деревянные стружки и прочий мусор, затем полз дальше, по круговой, ударяясь головой о толстые подпорки пристани.

В одном месте Чернов провалился основательно. Он рухнул в какой-то сырой и вонючий док. Стены его были сложены из гнилых, дряхлых досок и спрессованного под собственной тяжестью мусора.

Человек буквально протрезвел, уставившись на уродливую морду огромного, ужасного жука. Свет, кое-где пробивавшийся через дыры пристани и мусорный хлам, достаточно освещал чудовище: его вибрирующие усы-хлысты и лязгающие челюсти. «О, таракашка!», – подумал Чернов, но в следующий момент хрипло и дико вскрикнул. Насекомое, стремительно встав на пару задних могучих лап и подняв своё девятифутовое мерзкое тело вертикально, всей массой обрушилось на человека. Щёлкнули стальными тисками челюсти, а леденящий душу, предсмертный крик смолк.

Рванули прочь от страшной ямы крысы, да поспешно засеменила наружу пристани бездомная собака, боязливо оглядываясь на зловещую свалку…

* * *

Третьей жертвой из среды «гомо сапиенс» стал в 1944 году бродяга-негр, безработный бездомный, околачивающийся возле строящегося в Нью-Йорке метро.

Только он устроился возле ржавого железного контейнера пообедать тем, что наскреб по мусоркам и податям, как появилось оно.

Насекомое ползло на него, легко перебирая многочисленными, крепкими, мохнатыми лапами с хорошо различимыми коготками, стуча полированными челюстями и устремив звериный дьявольский взгляд чёрных глазищ на человека. Мощное тело двигалось, как танк, и можно было с уверенностью сказать, что это – неживое существо, робот. Звук, издаваемый чудовищем, похожий на механический, вселил в негра отвращение и ужас. Но ему не суждено было даже подняться на ноги…

Тварь сбила бедолагу, перекусив ему шею. Через минуту место освободилось, и только лужа крови, чернеющая на пыльном полу, выдавала недавнее происшествие.

Подземная тьма тут же забыла это ужасное зрелище. И никто там, наверху, не заметил исчезновения человека…

* * *

Стояла тёплая июньская погода. Солнце, сея радость и жизнь, с каждым днём палило всё больше и больше. Дождей не предвиделось, поэтому люди в этот период поглощали неимоверное количество прохладительных напитков и старались избегать солнцепёка, прячась в закрытых, проветриваемых помещениях. Каждый день десятки тысяч ньюйоркцев купались, мылись, освежались в своих бассейнах, ваннах и душах. Большой расход воды и её движение требовали усиленных действий работников санитарной и аварийной служб города. На их плечи сейчас и обрушилась основная тяжесть нью-йоркских забот и проблем…

– Да-да, шеф, я понял, – Марк протянул руку и оборвал листок отрывного календаря с надписью «14 июня 1992 года», – то есть я выхожу раньше обычного, а отпуск мне помахал ручкой! Нет, шеф, я не против надбавки, да и делать мне сейчас нечего… Хорошо, я заступаю… Да-да, завтра, с половины декады. С кем? С Артом? О’кей, шеф, пойдёт! Ага, понял… Конец связи!

Марк положил трубку телефона, надул щёки и, пробурчав что-то вроде «у-у-ф!», откинулся на подушку разобранной кровати.

«Отпуск накрылся канализационным люком!», – подумал он и криво улыбнулся. Но, как ему казалось, ради надбавки к зарплате с последующим возмещённым отпуском стоило поработать недельки две-три. Тем более с Артом. Хоть скучно и одиноко не будет.

Вот уже восемь лет Марк Норден работал сантехником канализационных и тепловых трасс Нью-Йорка. Ему нравилось это занятие, нравилось устранять поломки, следить за чистотой подземных каналов, быть одному подо всем городом. За эти годы Норден, подписав контракт с фирмой «Анд аз Ленд Кэстл», сменил несколько специальностей: сварщик-электрик энергораспределителей метро, ассистент санэпидемлаборанта, ремонтник теле-и-электрокабелей, водоулавливателя, насосов и отстойников, сантехник сточных каналов и подземных кондиционеров. Только он развёлся с женой, как фирма выделила ему казенную квартиру на Лонг-Айленд. Теперь Норден жил один, спал один и обычно работал тоже один.

Утром, встав по будильнику в шесть часов, Марк побрёл в ванную комнату. Протирая кулаком заспанные глаза, он ввалился в туалет. Только за ним закрылась дверь, как раздался короткий приглушённый крик.

На полу в туалете по кафельной плитке ползал маленький таракашка. А Норден, мужчина, человек тяжёлой и трудной профессии, испугался обыкновенного домашнего рыжего таракана с дюйм длиной. По правде сказать, Марк боялся всяких этих жучков и паучков, всегда с отвращением смотрел на них и брезгливо морщился при упоминании об этих жутких насекомых. Ему не раз приходилось сталкиваться с полчищами тараканов в подземной части города, можно было привыкнуть к ним. Но всё равно в сознании Нордена по-прежнему жила боязнь к насекомым, тем более, к тварям, населяющим жилые дома. Марк никак не мог успокоиться и смириться с тем, что они находятся рядом, всегда с человеком – безобразные, мерзкие создания.