Татьяна Корсакова - Снежить

Почувствовала она неудобство. А медведя что-то не почувствовала. Где бы она сейчас была, если бы не они с Эрханом? Но спрашивать Волков не стал, не в его правилах обижать женщин. Пусть даже женщина эта сама кого хочешь обидит.

– Раньше, по молодости, – Тара усмехнулась, словно бы сейчас она была уже древней старухой, а не женщиной в расцвете сил, – я на нартах носилась. – Она небрежно потрепала Дика по холке, и тот снова оскалился. – Вот такие клыкастые у меня были в упряжке. И ездовой зверь, и друг, и еда в случае особой необходимости.

Присевший рядом с Волковым Блэк тоже оскалился и зарычал на Тару. Ясное дело, обиделся за весь собачий род. А Тара продолжала как ни в чем не бывало:

– Это уже потом до нас прогресс дошел: спутники, связь, снегоходы и прочая дребедень, а тогда все по правилам, как предки учили. Некоторые до сих пор так живут, не признают этот ваш прогресс.

– Но ты признаешь? – спросил Волков многозначительно и так же многозначительно посмотрел на ее прислоненное к стене ружье.

Она ничего не ответила, лишь пожала плечами. Он уже хотел отойти, когда Тара вдруг спросила:

– Вы в Хивус?

Волков кивнул.

– Когда?

– Сегодня утром.

– Я с вами. – Она не спрашивала и не просила, она констатировала факт. – Мне тоже нужно в Хивус.

Подошел Гальяно, в руке его была камера, наверное, планировал взять интервью у чудом спасенной из лап медведя туземки. Не вышло.

– Меня не снимай, – сказала Тара таким тоном, что сразу стало понятно: спорить с ней бессмысленно.

– Мадам, это для истории… – Гальяно все-таки попытался.

– У нас с вами разные истории. – Тара отвернулась, давая понять, что разговор закончен.

– Один вопрос, мадам! – не сдавался Гальяно. – Тара – это ваше настоящее имя?

– Тара – это имя, которое способно воспринять ухо такого, как ты. – В сиплом голосе послышалась насмешка.

– А настоящее?

– А настоящее тебе незачем знать, мальчик.

Волков с Гальяно переглянулись. Резвая им попалась тетенька, такой палец в рот не клади. Брать ее с собой в экспедицию не хотелось, но и бросать на станции было как-то невежливо.

Вот это славная выдалась ночка! Будет что вспомнить на старости лет! Будет чем внуков удивить! Пока все на станции возились с Волчком и Тарой, Веселов напросился в помощники к Эрхану. В крови все еще кипел адреналин, хотелось приключений и медведя. А то все успели с медведями повоевать, кроме него. Ему не досталось даже ракетницы. Хорошо Чернову, вон как табуреткой махался, на века вошел в историю, как берсерк, заваливший табуреткой белого медведя. Или войдет. А он, Веселов, что оставит для истории?

Эрхан на просьбу отреагировал со свойственным ему флегматизмом.

– Скажу бежать – беги! И чтобы никаких мне геройств. Уяснил?

– Уяснил. – На самом деле бежать Веселов никуда не собирался, ни при каких обстоятельствах, но станешь артачиться, Эрхан уйдет на разведку один. Жди потом свой звездный час еще сто лет.

Несмотря на то, что наручные часы уже показывали половину восьмого утра, снаружи царила тьма, которую лишь слегка разгонял свет от немногочисленных фонарей. Эрхан двигался одновременно осторожно и уверенно, и Веселову вдруг некстати подумалось, что проводник взял его с собой лишь потому, что понимал – самое опасное позади, ничего интересного они больше не найдут. А и ладно! Все равно нужно проветриться, прочистить мозги после всего этого ночного дурдома.

Они медленно обходили рабочий корпус, когда идущий впереди Эрхан замер. Веселов едва не налетел на его застывшую фигуру, затормозил в самый последний момент.

– Что? – спросил так тихо, что и сам себя не услышал, но Эрхан ответил:

– Волки.

– Волки?

– Слышишь?

Чтобы услышать, Веселов сдернул с головы и капюшон, и шапку, в уши тут же мертвой хваткой вцепился мороз. Жаль только, отмороженные уши будут бесполезной жертвой, потому что он так ничего и не услышал. Далеко ему, видать, до чутких северных народов.

– Где? – спросил он все так же шепотом и на всякий случай надел шапку.

– Близко. – Эрхан вскинул карабин. – Держись рядом.

Веселов снова прислушался, но не услышал ровным счетом ничего, кроме потрескивания снега под ногами. А Эрхан уже двинулся вперед, поманил за собой. Сейчас еще, чего доброго, крикнет: «Беги!»

Волки стояли на размытой границе между светом и тьмой, серые тени на фоне полыхающего разноцветьем неба. Стая была большая, Веселов насчитал два десятка. Отчего-то подумалось, что их старый знакомец тоже здесь, притаился в темноте, щурит желтые глаза. А еще подумалось, что если волки решат напасть, ни он, ни Эрхан до жилого корпуса не добегут. Хана обоим…

Вот только Эрхан бежать не собирался, у Эрхана были свои планы и свои счеты. Он прицелился и выстрелил. Одна из теней рухнула на снег, остальные бросились врассыпную, растворились в темноте. А могли ведь и напасть! Точно так же, как до этого напали на метеостанцию медведи.

– Или держись рядом, или возвращайся, – велел Эрхан, не оборачиваясь. Сам он уже двигался по направлению к лежащему на снегу медведю, тому самому, который едва не порвал Волчка и Тару, к самому большому.

Для Эрхана убитый медведь был законной добычей: мех, жир, клыки, когти. Думать об этом не хотелось, а вот посмотреть на хищника вблизи, наоборот, очень даже хотелось. Именно на этого хищника. Остальные, по крайней мере, те два, что вломились в жилой корпус, Веселова не впечатлили. Или он просто не успел впечатлиться, потому что Никодимыч сработал четко, и убитых зверей быстро перетащили из дома в сарай. Наверное, они тоже считались добычей. Может, Никодимыча, а может, общей. Но вожака, самого сильного, самого страшного, Эрхан отдавать не собирался. Это было видно по его решительно сощуренным глазам, по нетерпению, с которым он стрелял в волчью стаю. Добыча! Побежденный в бою враг.

Очутившись рядом с медведем, Эрхан, кажется, позабыл об осторожности, даже по сторонам перестал смотреть. Веселов смотрел за двоих, но и на медведя тоже поглядывал. Он был не просто большой, а огромный. Когти длиннее его, Веселова, пальцев. Что уже говорить про клыки! Эрхан как раз и занимался изучением клыков, бормотал что-то себе под нос, довольно прицокивал языком, а потом вдруг замер, застыл, как парализованный. Веселов уже было испугался, что Эрхан снова увидел волков. Оказалось, Эрхан увидел другое, гораздо более безопасное, хоть и странное.

На шее зверя в просветах белой свалявшейся шерсти виднелось что-то темное. Веселов сунулся посмотреть и тоже замер. Это темное оказалось веревкой в палец толщиной, сплетенной, кажется, из кожаных ремешков. На ней, словно бусины на леске, были нанизаны вырезанные из кости фигурки: волки, олени, лисы, человечки. Человечки с просверленными головами выглядели особенно странными. Или страшными? А еще странным был сам факт наличия на шее дикого зверя вот такого ожерелья. Или ошейника? Хотел бы он посмотреть на человека, который отважился приручить такого монстра.