Татьяна Корсакова - Снежить

Он замер, а потом стремительно развернулся, успев самым краем зрения зацепить серую тень. Мертвый мишка никуда не ушел. Мертвый мишка охотился. Кажется, на сей раз охотился на него. Ник еще решал, как отбиться от того, что невозможно ни увидеть, ни почувствовать, когда между ним и тенью материализовался Блэк. Блэк тоже мог выглядеть грозно. Оказывается, в своем призрачном обличье он умел становиться больше. Или только что научился? Нику показалось, что он даже слышит приглушенный рык. Оскаленные клыки Блэка он видел очень даже отчетливо. Вот только этот рык…

Лютоволк крался, припадая к земле, а потом одним гигантским прыжком очутился рядом с Блэком, стал плечом к плечу, если такое вообще возможно, оскалился и клацнул зубами. На Ника он бросил быстрый взгляд. Этого взгляда было достаточно, чтобы понять главное – вмешиваться не надо, эти звери – его звери! – разберутся с призрачным медведем сами. Убить не убьют, но отгонят от базы на безопасное расстояние.

Ник и не стал вмешиваться, попятился, сдернул с головы шапку, прислушиваясь. Слух его нынче обострился точно так же, как и зрение с обонянием. Хороший бонус от темного мира, если разобраться. И вот прямо сейчас этим своим обострившимся слухом он слышал еще далекий, но неуклонно приближающийся стрекот вертолета. К ним на выручку летела обещанная подмога из Хивуса.

Ему становилось легче с каждой минутой. Еще недавно он отчетливо понимал, что помирает и конец его близок, а сейчас оживал. Словно бы кто-то невидимый и очень милосердный открутил на максимум краник на трубе под названием «жизнь». Даже недавнего всепоглощающего холода он почти не чувствовал. Нет, холод все еще был в нем, прятался в потаенных уголках тела, но больше не донимал с такой силой. Пока не донимал.

Еще бы не слышать. Еще бы победить в себе это отчаянное желание обернуться. И победить не менее отчаянный страх увидеть то, что ходит за ним по пятам. Увидеть эту косматую, неживую тварь, которую он сам к себе привязал шаманским тынзяном.

Выбросить! Не выбросил тогда, на метеостанции, значит, нужно выбросить сейчас, на этой богом и людьми забытой базе. Найти в себе силы расстаться с проклятой, но такой притягательной вещицей. Может, еще не поздно? Пусть бы было не поздно!

Веселов дождался, когда Гальяно отойдет обратно к внедорожнику, осмотрелся вокруг и шагнул за угол здания, которое когда-то давно служило казармой. Здесь было тихо, словно, сделав всего пару шагов, он оказался совсем в другом мире – безветренном и беззвучном. В этом мире он слышал лишь испуганное уханье собственного сердца и тяжелое дыхание того, кому больше не нужно дышать.

Не стоит оборачиваться. Если обернется, признает, что вся эта хрень существует на самом деле. Признает, что шаманское проклятие и призраки дохлых медведей существуют. Признает, что попался, как зеленый салага на чужой крючок. Нет, не на крючок, а на аркан. На чертов тынзян попался!

Сжав зубы с такой силой, что заболела челюсть, Веселов сунул руку в карман куртки. Тынзян был на месте. Кожаная веревка с нанизанными на нее фигурками-химерами. Ночью он не разглядывал эти фигурки, как-то было не до того. А теперь вот взялся разглядывать. Они были удивительно реалистичными, он видел даже шерстинки на звериных головах, даже ножи и ружья в человеческих руках. Они были красивыми и чудовищными одновременно. Мужчины, женщины, дети… Безголовые, спаянные со зверьем в единое целое, они следили за Веселовым костяными бусинами глаз. И тот, кто создал этот тынзян, тоже следил. Веселов чувствовал голодный, до костей вымораживающий взгляд. По сравнению с этим взглядом призрачный медведь казался плюшевой игрушкой.

– Сделай это, Димон… – прошептал Веселов враз онемевшими губами, замахнулся изо всей силы и швырнул тынзян как можно дальше.

Удавка с фигурками-химерами описала в воздухе широкую дугу и упала на снег, вот только Веселову показалось, что не на снег, а в воду. Потому что под ногами вдруг забулькало и зачавкало, снег на глазах терял белизну и набирался черноты, которая заворачивалась в водоворот, утягивая проклятый тынзян, кажется, в самые недра земли. Веселов отступил на шаг, опасаясь, что воронка может утянуть и его тоже. Шее вдруг стало больно, воздух внезапно закончился, а в глазах потемнело. Неведомая и невидимая сила сбила его с ног и на аркане потянула по снегу. К краю черной воронки потянула…

Он сопротивлялся, как мог. Хватал руками и не мог ухватить захлестнувший горло тынзян. Горло чувствовало. Огнем горящие легкие чувствовали. А руки не чувствовали. Вот такая незадача… Оставалось хвататься за снег и осколки льда, марая красным то, что пока еще оставалось белым. Он боролся. Рычал и боролся. Не потому, что боялся умереть, а потому, что умирать вот так, по-идиотски, от какой-то северной страшной сказки было до слез обидно.

Он боролся, вспарывал наст каблуками ботинок, а призрачный медведь, которого сейчас, в эту самую секунду он видел очень отчетливо, крался рядом, принюхивался, скалился и облизывался. Что достанется этой призрачной твари, когда у него кончатся силы? Тело или душа? Или не твари, а тому, кто так же, как и его, Веселова, держит зверя на поводке? Этот невидимый зол и ненасытен, он не ограничится чем-то одним, он заглотит и тело, и душу, а потом отрыгнет костяную фигурку – глупого человечка, возомнившего себя вершиной эволюции. Это будет самый обычный человечек – никакой звериной головы. Потому что, чтобы ее заслужить, нужно со зверем совладать. И куда ему, подыхающему, но все еще барахтающемуся, совладать с белым медведем?! С чужим медведем…

Не совладать, но на прощание попортить призрачную шкуру, возможно, удастся. Осколок льда был похож на прозрачный клинок. Прозрачный клинок для призрачного зверя. Веселов вложил в удар все свои силы, ничтожные остатки былых сил, замахнулся и вонзил осколок льда в мертвенно-белый глаз.

На мгновение все замерло, даже верчение черной воронки остановилось, прихваченное льдом. Призрачный медведь взревел, взвился на задние лапы. Ледяной клинок ярко сверкнул в его развороченной глазнице. А потом все ускорилось в разы, воронка завертелась с неистовой силой. И зверь завертелся волчком.

Веселов больше не сопротивлялся. Он сделал все, что мог. Возможно, даже убил неубиваемое. Воздуха бы… И тепла… Хоть немножечко… На прощание… И Веронику увидеть… Ну хоть что-то приятное перед адовыми муками…

Из воронки выплеснулась вода, словно бы оттуда, с глубины, на поверхность поднималось что-то огромное. Что-то такое, что тушей своей способно вытеснить половину Мирового океана. Веселову стало смешно. До этого было страшно, а теперь вот смешно и немного любопытно. Какое же оно на самом деле – северное зло?!