Дэвид Эннендэйл - Дом ночи и цепей

Я видел, что она гордится тем, какая служба ей выпала. Но я знал и то, что это была не та судьба, которую она сначала выбрала для себя. Несмотря на наше отчуждение, она решила пойти по моим стопам и поступила на службу в Имперскую Гвардию.

Когда Леонель умер, и наследование перешло к моей ветви рода Штрок, мои дети были автоматически исключены из призыва на службу. Но это не означало, что они не могут поступить в Имперскую Гвардию добровольно. Зандер, разумеется, не собирался этого делать. Но Катрин пошла служить добровольцем, как только достигла совершеннолетия. И там на тренировке она сломала позвоночник. Травма была слишком серьезной, чтобы она могла продолжать службу. Могла бы помочь бионика, но ее сочли слишком большим расточительством для того, у кого нет боевого опыта.

Катрин не могла служить Империуму в бою. И она обратила свою энергию на подготовку будущих офицеров – тех, кто мог сражаться. Наблюдая за ней, я ощущал гордость, забывая о своей боли.

Лекция закончилась. Студенты вышли через двери на верхних этажах амфитеатра. Катрин подошла к кафедре и собрала свои записи.

- Привет, отец, - сказала она, не оборачиваясь. Я даже не знал, что она заметила меня.

Я вошел в аудиторию.

- Привет, Катрин.

Она подошла ко мне, остановившись на формальном расстоянии.

- Я слышала о сражении за Клострум, - сказала она. – Я рада, что ты выжил.

Это было лишь дежурное приветствие. Ее слова звучали неискренне, и я видел в ее глазах все то же осуждение.

Этого осуждения я и боялся, потому что оно отражало мое чувство вины. После смерти Элианы Катрин враждебно относилась ко мне, и я подумал, что причины ее гнева могли измениться. Теперь она обвиняла меня в том, что я остался жив? Или в том, что я вернулся?

- Скажи, - продолжила она, - ты благодарен за то, что выжил, когда столь многие из твоих солдат погибли?

Теперь она говорила искренне. Любезности кончились, и я только что услышал, что она думала о милосердии.

- Я благодарен, что еще могу служить Императору, - сказал я. – И только за это.

Я тоже говорил абсолютно честно.

Она кивнула.

- Мы должны служить Императору как можем, пусть и не так, как мы выбирали.

Она направилась к выходу, и мы вышли из аудитории.

- Ты видел Зандера? – спросила она.

- Да.

- И как он?

- А ты не знаешь?

Катрин покачала головой.

- Мы с ним не общаемся.

- Почему?

Она посмотрела на меня, словно я шутил. Но я не шутил. Я не хотел больше недосказанности. Наша семья потеряла и так слишком много – и особенно много было потеряно времени.

- Если вы не общаетесь, - сказал я, - то я хотел бы знать почему.

- Хорошо. Я не разговариваю с ним потому, что не знаю, что случилось с его чувством чести. Или чувством стыда, если уж на то пошло.

- Да, похоже, он забыл о таких вещах, - согласился я. – Но я намерен помочь ему снова обрести чувство чести.

- Не думаю, что он захочет принять твою помощь.

- У него не будет выбора. Я не позволю совету продолжать дела по-прежнему. Именно это – моя главная задача на Солусе. В этом моя служба Императору.

- Я думала, ты будешь служить как лорд-губернатор , - заметила она с оттенком презрения. Я мог взглянуть на себя ее глазами. Командир, отстраненный от командования и покинувший поле боя, чтобы наслаждаться привилегиями, полагавшимися ему благодаря его происхождению. Я не мог ее винить. То же самое я видел в зеркале.

- Должность губернатора для меня лишь средство в достижении цели, - сказал я. – Совет коррумпирован. Я призван стать очистительным пламенем. Я собираюсь сделать Солус достойным того, чему ты учишь здесь.

- Надеюсь, ты сможешь это сделать, - теперь ее голос звучал менее враждебно. Я чувствовал, что она хотела поверить мне.

Мы расстались у ее кабинета.

- Я хотел бы увидеться с тобой снова, - сказал я. – Я предпочел бы, чтобы мы не были чужими.

Она, помедлив немного, кивнула. Я кивнул в ответ и повернулся, чтобы уйти. Но едва я успел сделать пару шагов, как она спросила меня:

- Ты скучаешь по ней?

Я обернулся. Ты скучаешь по ней ? Я пытался найти слова, чтобы ответить, но все, что приходило на ум, казалось безнадежно банальным и никак не способным выразить ту страшную пустоту, которую создало в моей жизни отсутствие Элианы.

Мое молчание и было тем ответом, который искала Катрин. Она кивнула снова, более мягко. Мы разделили это мгновение общей потери, и расстояние, разделявшее нас, казалось, стало немного меньше. Я подумал, что смог заглянуть за воздвигнутую ею стену дисциплины, и в то же время почувствовал, что теперь лучше понимаю Зандера. Мои дети, каждый по-своему, укрылись от терзавшей их боли потери. Зандер погрузился в распущенность, а Катрин нашла убежище в стенах Схолы Прогениум. Они были там, где, как они верили, им больше не придется испытывать эту боль.

Кто я был, чтобы пытаться вытащить их из-под воздвигнутой ими защиты? И нужно ли было это делать?

Может быть. Может быть. Я думал, что попытаться стоит, и думал, что это действительно необходимо .

Я ушел, не сказав ничего о Мальвейле. Потом еще будет время – более подходящее – чтобы пригласить ее. Но я покинул Схолу Прогениум с несколько большим чувством надежды. Я верил, что мы можем снова стать семьей, и сделать наш род снова сильным – сильным настолько, насколько должен быть правящий дом Солуса.

Я улыбнулся солдату у входа, проходя мимо него. Улыбка была искренней. Я не мог вспомнить, когда в последний раз она была такой.

- Росала ? Они сказали, что обнаружили нелегальную торговлю в Росале?

Эрнст Штаваак, начальник Адептус Арбитрес, начал смеяться. Вскоре он просто хохотал, стуча кулаком, похожим на молот, по исцарапанной поверхности своего письменного стола.

Мы были в его кабинете на верхнем этаже высокой башни в центре базы Адептус Арбитрес в юго-западном районе Вальгааста. Окна были грязными, и вид, открывавшийся отсюда на город, был довольно мутным. Я с трудом мог разглядеть силуэт собора и Зала Совета. Собственно, я пришел сюда, чтобы подготовить мой первый удар против Вет Монфор и ее союзников.

Прошла почти минута, прежде чем Штаваак наконец перестал смеяться.

- Прошу прощения, лорд-губернатор, - сказал он, вытирая слезы, выступившие от смеха. Его широкое лицо было еще больше изборождено шрамами, чем его стол.

Я махнул рукой и откинулся на спинку стула.

- Если это хорошая шутка, я хотел бы понять, в чем она заключается. Или она была на мой счет?

- Боюсь, что так. Но я бы не слишком беспокоился. Вряд ли большинство людей за пределами самой Росалы и этого здания смогли бы оценить ее.

- И в чем же она?

- Обнаружить черный рынок в Росале все равно, что объявить, что зимой бывает сыро.