Дэвид Эннендэйл - Дом ночи и цепей

- Ты пытаешься спрятаться от теней, - сказала Катрин. – Ты хочешь сказать, что на нашей семье проклятье? Ты собираешься произнести такую ересь?

Зандер не ответил.

- Отец сейчас губернатор, - продолжала Катрин. – Позже губернатором стану я. А ты можешь и дальше прятаться в бутылке.

- И что? Ты просто смиришься со своей судьбой?

- Я ни с чем не смирюсь.

Зандер попятился от нас.

- Я не понимаю, как вы можете смотреть на это доказательство правды моих слов и не беспокоиться.

- Согласиться с твоей трактовкой этого означает согласиться с ересью, - заявила Катрин. – Я принимаю лишь волю Императора, какова бы она ни была.

Зандер сразу утратил свою энергию. Его плечи поникли, на лице отразилось отчаяние. Как бы ни был зол я на него, я понял – то, что он сделал сегодня ночью, было неким извращенным видом смелости. Движимый страхом, он все-таки отчаянно пытался заставить нас свернуть с пути, который, по его мнению, вел к погибели. С его точки зрения мы были сумасшедшими.

С точки зрения Риваса я, несомненно, тоже был сумасшедшим.

Я задумался о том, как быстро Зандер пришел к выводу о злом роке, висевшем над нашей семьей, и как упорно он в это верил. Неужели ему хватило для этого лишь взгляда на генеалогию? Неужели простая случайность заставила его заметить генеалогическое древо на стене? Меня к дневнику Элианы привела отнюдь не случайность.

« Может быть, Элиана повлияла и на него, и он даже не осознал этого? Может быть, она пыталась спасти его ».

Нет.

Я не мог допустить возможность того, что Зандер прав. Это был путь к пренебрежению долгом.

Зандер вздохнул, глядя на меня с гневом, скорбью и отчаянием.

- Поэтому ты вернулся? – тихо спросил он. – Чтобы убить нас?

Он не стал дожидаться моего ответа и ушел.

К своему стыду, я испытал облегчение. Мне нечего было ему ответить.

Сон не приходил. Когда он, казалось, наконец наступал, я с ужасом просыпался. Страхи и обвинения Зандера вихрем кружились в моем разуме. Волны сомнений и чувства вины нахлынули на меня. Я не мог поверить в реальность Элианы и отбросить ужас Зандера перед проклятьем. Я не хотел верить в проклятье. Я хотел думать, что на этот раз все будет по-другому, что вмешательство Элианы изменит что-то. Но у меня не было никаких оснований так думать. Это была лишь надежда. И мое незнание того, что случилось с моими предшественниками, словно ветер, вздымало волны все новой тревоги.

Когда я прокручивал наш разговор в памяти снова и снова, то все время видел лицо Катрин, исполненное сурового стоицизма, и понял, что это означало. Я подумал, не считала ли она, что Зандер сказал больше, чем она была готова принять. И то, что я видел в ее лице, было мрачным фатализмом, смирением перед темной неизбежностью.

« Ничто не является неизбежным ».

« Вот как? Клострум был неизбежен. Там не было никакой надежды ».

Это была злая мысль, воистину ядовитая. В своем полусонном состоянии я проклинал ее, боясь другой неизбежности. И я был прав, потому что она схватила меня и потащила на дно, под волны.

Во сне я из пучины сомнений был брошен в глубины ужасной определенности. Неизвестное будущее уступило место неумолимому ужасу прошлого. Я закричал, зная, что я сплю и вижу сны, и зная, какими будут эти сны. Я пытался проснуться, зная, что могу лишь погрузиться глубже.

Я был на поле боя, окруженный пламенем горящих танков. Я отползал прочь от обломков «Химеры». Чудовища были повсюду. Они были бедствием, бесконечным роем. Они были воплощением пожирания . Жала пронзали солдат. Когти вцеплялись в изуродованные тела. Тираниды поднимали трупы к небу, полному дыма. Я видел целый лес хитиновых копий, тянувшийся к багровому горизонту. Искажения сна сплелись с безупречным воспроизведением этой картины в памяти.

Несколько дней воспоминания о Клоструме не появлялись, словно щадили меня. Но они лишь затаились, чтобы ударить с еще большей силой. Эти воспоминания обожгли мои чувства. Я ощущал нечестивое зловоние тиранидов. Я чувствовал запах крови, человеческой крови, в таких количествах, что, когда я дышал, его теплый соленый металлический привкус наполнял мой рот. Клубы дыма вливались в легкие, и мучительный кашель сотрясал мою грудь. Земля резала мои руки.

Все было таким настоящим. В этом кошмаре все было именно так, как я переживал это в реальности. Я пытался подняться, и снова чувствовал боль, когда тиранид набросился на меня. Я чувствовал свою правую руку и ногу – и спустя несколько секунд чувствовал, что их нет.

Было во сне и то, что к нему добавляло мое воображение. Странные искажения реальности, пытавшиеся окончательно сломать то, что осталось от моего духа. В этом сне тираниды смеялись. Тысячи тысяч чудовищ ревели в свирепом хохоте. Этого смеха не могло быть, и в реальности его не было, но все же он раздавался в моих ушах так же оглушительно, как взрывы машин и снарядов. Он пронзал мою душу, как вопли раненых. Он продолжался и продолжался, ужасный ревущий смех, которого я не слышал тогда, но слышал сейчас. Это был смех злого разума, смех существа, скрывавшегося за силуэтами тиранидов и смеявшегося над хрупкостью человека перед ним.

Смех был невыносим. Он становился все громче, громче, чем рычание и вопли, мучительнее, чем удары по моим другим чувствам. Я завопил и не слышал свой крик. Я пытался зажать уши, но почувствовал, что мои руки парализованы. Я пытался закрыть глаза, но они не закрывались. Я кричал изо всех сил. Паралич, который приносили кошмары, охватил меня, и я ничего не мог сделать.

Я вопил. Я пытался двинуться. Я думал, что сойду с ума.

Я проснулся, крича с такой силой, что, казалось, были готовы рухнуть стены. Тяжело дыша, я вцепился в простыни и схватился за грудь. Я пытался изгнать кошмар. Но он цеплялся за меня, словно вышел вместе со мной из сна. Смех не умолкал.

Когда я наконец отдышался, то понял, что смех настоящий. Он слышался с первого этажа и был человеческим, голоса людей в моем сне превращались в голоса чудовищ.

Шатаясь, я встал на ноги и встряхнул головой, пытаясь очистить ее. Туман сна не уходил. Казалось, я все еще чувствую запах дыма и крови. Я не мог думать четко, был словно оглушен, и двигался, как человек, увязающий в болоте. Внутри меня росло смутное чувство гнева. Здесь были люди, не имевшие отношения к этому дому. В Мальвейле звучал шум веселья. Это было оскорбление для меня и для тех солдат, что погибли на Клоструме.

Я не задумывался над тем, откуда эти люди могли знать, о чем мой сон.

Распахнув дверь, я спустился из своей башни. Смех в галерее казался оглушительным. Он раздавался из комнаты Зандера. Я направился к его двери. Он явно сделал это назло мне. Он пригласил в Мальвейль своих распутных друзей. Это было недостойно с его стороны, но если он хотел разозлить меня, это у него получилось. Я доставлю ему такое удовольствие. Он пожалеет, что провоцировал меня. В этот момент я был готов задушить его.