Рута Шейл - Город вторых душ [litres]

Средств они вкачали в раскрутку проекта «отец Северьян» немерено. Если бы Вика столь же сильно поверила в Севера как в фотографа, его «Инстаграм» уже начал бы окупаться за счет рекламы. Не сразу, но с анонсами у победителей этой самой «Битвы» (каждая стоила, как его, Севера, сомнительного качества почка) на профиль «отца» подписались двадцать пять тысяч лояльных и не очень. За концепцию огребали знатно – и от верующих, и от скептиков. Со всем этим разбиралась Вика, и иногда – сам Север. Северьян палец о палец не ударил, сволочь. Ему, бездарности, просто-напросто фортануло. В доме действительно оказался Есми.

Как же он тогда засуетился! Выставил жильцов за порог, наскоро сляпав объяснение о том, что ритуал слишком опасен и дух умершего может вселиться в кого-то из живых. Двери запер, окна занавесил и точил лясы с этим самоубийцей почти до утра, невзирая на протесты хозяев. Нет, время от времени он к ним выходил с бисеринками пота на бледном лбу и запахом коньяка с губ, и то, что говорил, остужало их недовольство подобно ковшу ледяной воды, выплеснутому на раскаленные камни – ненадолго и только поддавая жару: постепенно за порогом собралась половина элитного поселка. Вспомнили и художника, что жил в доме лет шестьдесят тому назад, и его несчастную любовь, выбравшую «твердое» – колхозного тракториста. И вскрытые в любовной горячке вены… Тут еще скорбный Северьян в черной рясе, красивый как черт и отчего-то заговоривший давно не принятым местечковым говором, и картины с чердака, и самогон одного из соседей… Целевая аудитория – старушенции да их внучки – вспенилась и закачалась. Пошел Северьяшка от избы к избе, забираясь все дальше и дальше от города, с замогильными историями, даже на расследования приглашали, и тут уже с вынужденным пониманием относились к тому, что батюшка выезжает исключительно ночью – правила игры он усвоил столь же быстро, как схватывал правила своей двоедушной жизни: шепчи непонятное, говори поменьше, попахивай ладаном, выпивай полутайно-полуявно, выгляди странным. Будь собой, одним словом, и получай за это деньги. Не работа – мечта.

Наблюдать за «расследованиями» Северьяна было неинтересно. Все они касались поисков пропавших людей, и если для окружающих результат был подобен чуду, Север скучал от предсказуемости сюжета. Для того чтобы проложить полупуть к потеряшке, если он, конечно, был жив, оказывалось достаточно обычной фотографии. Северьян щурил глаз, бормотал молитву и тут же выдавал на-гора, жив ли, здоров или надежды тщетны. Находил и трупы… Опрашивал Есми. В общем, делал то единственное, что умел.

Север умел другое. Он видел и показывал дно. Вот только смотреть на дно желающих не находилось. И дело было вовсе не в дне как таковом – люди любят рассматривать дно и делают это ежедневно. Так они чувствуют себя в безопасности. Понимают, что под диваном, на котором они сидят, одним мановением пальца переключая градации дна, есть еще несколько донных уровней. Как заставить людей полюбить именно свое дно, Север пока не знал.

Сейчас он ждал, сидя на той же веранде, где недавно сидел с Магой. Сначала появилась Настя. Пока она отпирала дверь, Север достал клубок и крючок – заявись он с инструментом, это выглядело бы невероятно трогательно. Как только Настя вошла, он потащился следом, намеренно посильнее промокая – так, чтобы даже с носа капало.

– Боже, – сказала Настя. – Я принесу вам плед.

Она принесла серый в полосочку икеевский плед, и он принял его с благодарностью. Вид, должно быть, получился еще более жалкий. Настя бесшумно сновала мимо то с чашкой кофе, то с сочувственным взглядом – Север тоже глянул на нее исподлобья, прежде чем вернуться к созерцанию узоров на ковролине, напоминавших длинные запятые. Бесконечные запятые – и ни одной точки.

Наверняка они не ждали, что он придет. Наверняка подумали, что странный посетитель с его не менее странным другом – просто шутники, а может, прстигсподи, однополая пара и прикидывают объем забот в случае усыновления ребенка. Короче, оба врали. Сам бы он именно так и решил.

Аня была ему рада. Это читалось даже в изгибе ее спины, когда она склонялась то к одной, то к другой ученице, чтобы поправить работу. Север вывязывал бесконечную цепочку из столбиков без накида и вид имел страдальческий. Аня поглядывала за делом его рук с лукавым прищуром и изредка одобрительно касалась Северова плеча – таков был ее язык: бесхитростный и совершенно понятный. В нем напрочь отсутствовали ложь, издевка и неприязнь. «Анины руки не умеют причинять боль», – думал он, краем уха отмечая несмолкающие перешептывания родителей у себя за спиной. Никто из них не попытался заговорить с ним и познакомиться – сидит себе мужик, вяжет. Ничего особенного.

Одна из девочек подняла голову от довольно искусного кукольного платьишка, которое возникало из-под ее крючка прямо на глазах, вскинула руку и пошевелила пальцами на манер бегущего человечка. Аня кивнула ей, и та потихоньку выскользнула за дверь. Завороженный этим безмолвным диалогом, Север поймал Анин взгляд – ему вдруг невыносимо захотелось поговорить с ней так, чтобы никто не понял. Сказать важное. То, что непросто выразить словами, но можно показать – только ей показать, если б только он знал хотя бы несколько фраз. Аня продолжала смотреть на него вопросительно, и беспомощные пальцы, которые отказывались ему подчиняться, только и смогли, что изобразить того же человечка, но смертельно раненого.

Аня растерянно приподняла брови, зато Настя, которая наблюдала за происходящим поверх раскрытой книги, прыснула так, что одуванчиковое облако над ее головой едва не разлетелось по комнате.

– Взрослый туалет по лестнице на второй этаж и налево, – нахально объяснила она в голос. Север почувствовал, что заливается краской.

– Спасибо, – пробормотал он и вышел, чтобы не опозориться окончательно.

Дождь взял паузу. Сырая земля влажно потрескивала, пахло озоном, тучи совершали очередную перестановку сил. Север взглянул на часы – до конца занятия оставалось еще немного времени. Достал из кармана «Айкос», раскочегарил его и вышел за калитку. Скоро опять ливанет… Но спешить не хотелось. Он дымил и рассматривал дом напротив – окна, окна, окна. Жизни. Откуда-то тянуло клубничным компотом. Между стеной этого дома и соседнего проглядывала оживленная дорога, но сюда суета не пробивалась. На углу сидела бабка. Фотограф внутри Севера сделал стойку, а ноги уже несли его к тому месту, где был расстелен полиэтиленовый пакет, а на нем… Растения. Комнатные растения в горшках: чахлый спатифиллум, чуть более бодрый фикус Бенджамина Даниэль и плектранус колеусовидный – этому было бы лучше в кашпо. Листья всех троих были пыльными.