Фрэнк Стоктон - Призраки [Рассказы]

— Кажется, да, — сказала Берта.

— Так значит, вы любите друг друга! — вскричал старый Эплджой. — А теперь, дорогая, назови мне его фамилию. Ну же!

— Мистер Берчем, — созналась Берта, и румянец на ее щеках сменила легкая бледность.

— Сын Томаса Берчема из поместья Медоуз?

— Да, сэр, — сказала Берта.

Дух старика Эплджоя воззрился на свою правнучку с гордостью и восхищением.

— Мои поздравления! Я видел юного Тома. Он милый мальчик, и если ты любишь его, я уверен — это хороший выбор. Что ж, вот как мы поступим, Берта. Пригласим Тома на Рождество.

— Ох, прадедушка! Я не могу просить дядю позвать его! — возразила Берта.

— Но ведь праздник намечается поистине грандиозный, — сказал призрак, сияя от радости, — и все гости приедут с семьями. На такой пир нельзя не пригласить Томаса Берчема-старшего, а он непременно возьмет Тома с собой. Возвращайся-ка в спальню, а утром, после завтрака, без промедления поведай дядюшке все, что я велел тебе передать.

Берта чуть помедлила.

— Прадедушка, — вымолвила она, — если дядя позволит нам справить Рождество, ты присоединишься к нам?

— Разумеется, моя дорогая! — ответил тот. — И не беспокойся, я не стану никого пугать. Я буду наблюдать за праздником, но останусь незримым для всех, кроме самой прекрасной из всех девушек, что когда-либо почтили своим присутствием наше поместье. А сейчас отправляйся спать — и ни слова больше!

«Если бы она не ушла, — подумал старый призрак, — я бы не удержался и поцеловал ее перед сном».

На следующее утро, услышав о ночных приключениях Берты, Джон Эплджой заметно побледнел. Он был человеком практичным, но при этом чрезвычайно суеверным, и когда Берта поведала ему о дедушкином пироге с изюмом, он понял, что вряд ли все это привиделось ей во сне, поскольку был уверен, что о существовании этого пирога, кроме него, никто не знает. Джон призывал на помощь все свое здравомыслие, но доказательства были слишком явными, и он сдался. Впрочем, гордость не позволяла ему признаться племяннице, что он верит в призраков.

— Радость моя, — сказал он, поднимаясь; его лицо все еще было бледным, однако он хорошо владел собой. — Несмотря на то, что все эти события кажутся мне всего лишь сном, навеянном чьими-то рассказами о моих погребах, твоя трогательная история кое о чем напомнила мне. Приближается Рождество, а я едва не пропустил это событие. Ты молода, полна жизни и привыкла весело справлять такие праздники. Поэтому, дорогая моя, я принял решение устроить рождественский бал и пригласить наших друзей вместе с семьями. Насколько мне известно, в подвалах немало снеди, хотя я едва не позабыл об этом. Следует извлечь оттуда все яства и воздать им должное. Ступай-ка, пришли ко мне миссис Диппертон, а когда я сделаю необходимые распоряжения, мы вместе с тобой составим список гостей.

Когда Берта ушла, Джон Эплджой снова опустился в большое кресло и уставился в огонь. Он не смог бы спокойно уснуть этой ночью, если бы ослушался дедушкиного наказа.

Никогда еще в старом доме не справляли Рождество так пышно. Новость о том, что старый мистер Эплджой разослал всем соседям приглашения на рождественский ужин, распространялась по окрестным поместьям быстрее лесного пожара. Идея пригласить всех родственников и знакомых вместе с семьями была признана великолепной, поистине достойной старого Томаса Эплджоя — самого гостеприимного человека во всей стране, дедушки нынешнего хозяина усадьбы.

В первый раз за целое столетие слуги раздвинули огромный обеденный стол, а яств, принесенных из погреба и амбаров, а также свезенных со всей округи, на нем было столько, что он едва стоял под такой тяжестью. В центре красовался изумительный пирог с изюмом, в свое время состряпанный по рецепту легендарного дедушки.

Но пирог этот так и не разрезали.

— Друзья мои! — провозгласил мистер Джон Эплджой. — Мы все можем наслаждаться видом этого пирога, но есть его не станем! Оставим до тех времен, когда в этом доме будут играть свадьбу! Вы все приглашены на пир — тогда и отведаем по кусочку!

В завершение этой короткой речи дух старого Эплджоя ласково потрепал внука по голове. «Ты сказал это без должного чувства, Джон, — вздохнул он. — Но начало твоему исправлению положено, и я впервые горжусь тобой!»

Вечером в большом зале начались танцы, и первым был старинный менуэт. Когда веселые гости разделились на пары, юноша по имени Том подошел к Берте и спросил, не пожелает ли она стать его дамой.

— Не в этот раз, — ответила она. — Первый танец я хотела бы исполнить… скажем так, одна!

Услышав эти слова, глубоко польщенный призрак, приосанился, шагнул навстречу милой барышне, зажав шляпу с плюмажем под мышкой, поклонился и протянул ей руку. В длинном кафтане, расшитом кружевом, в узких чулках и туфлях с пряжками он был самым элегантным мужчиной среди танцоров.

Берта коснулась ручкой призрачных пальцев своего партнера, а затем они вместе открыли бал. Изящество старинных манер и блистательная красота юности придали особое очарование этому менуэту.

— Чудная девушка, — сказал кто-то из гостей. — Хоть и танцевала одна, зато как грациозно!

— Это было столь необычно, моя дорогая! — сказал мистер Джон Эплджой, когда музыка затихла. — Но, наблюдая за тобой, я понял, что в этом зале не нашлось бы для тебя достойного партнера!

«Ошибаешься, старина!» — одновременно подумали юный Том Берчем и старый призрак.

мутное беспокойство зародилось у меня в душе, едва я переступила порог этого дома — большого особняка неподалеку от Пятой авеню. Хотя мне прежде не доводилось бывать в столь роскошных жилищах, я с самого начала заподозрила, что за внешним великолепием скрывается нечто тревожное. Богатое воображение всегда было моей отличительной чертой, и после того, как черные, окованные железом двери захлопнулись у меня за спиной, я почувствовала себя так, словно очутилась в тюрьме.

Когда я назвалась и объяснила, что буду новым секретарем миссис Вандербридж, меня поручили заботам горничной почтенного возраста, чье лицо выглядело заплаканным. Кивнув приветливо, но не сказав ни слова, она провела меня через холл, а затем вверх по лестнице в очаровательную спальню на третьем этаже. Комната была наполнена солнечным светом, да и стены, окрашенные в нежно-желтый цвет, создавали радостное ощущение. Я думала о том, сколь приятно смогу проводить здесь время в отсутствие работы, а печальная горничная все еще стояла у дверей, наблюдая, как я снимаю шаль и шляпку.