Брайан Смит - Канун Рождества в Доме на Холме Призраков

Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно.

Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...

Серое небо снова начало выплёвывать снег, когда Люк Херзингер заехал на своем “Oldsmobile Delta 88” 1973 года на стоянку в “Sal’s Place”. Меньше чем полдюжины автомобилей были припаркованы там, оставляя несколько свободных мест на тротуаре. Вместо того, чтобы свернуть в одно из этих открытых пространств, Люк решил припарковаться на один ряд назад, развернув машину так, чтобы она смотрела на улицу вместо входа в бар.

Для этого было несколько причин. Во-первых, он не хотел, чтобы кто-нибудь в этом месте на него смотрел. Никто из его старых приятелей не знал, что он вернулся в город, и он хотел, чтобы так было как можно дольше. Если бы он припарковался лицом к бару, он рисковал быть замеченным преждевременно завсегдатаями заведения. Правда, Люк считал, что вероятность того, что это произойдёт, конечно, не слишком высока. Любой, кто хотел провести свой рождественский вечер на мрачной старой помойке, подобной “Sal’s Place”, почти наверняка интересовался только стаканом спиртного, стоявшим прямо перед ним на потёртой поверхности старого бара. Кроме того, он не приходил сюда так долго, что нынешние посетители могли не сильно походить на тех, которых он помнил. Но он решил, что лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

Одинокий бильярдный стол располагался прямо у того большого окна слева от входа. Всегда был шанс, хотя и отдалённый, что пара старых пьяниц, находившихся там, могла бы нажраться до усрачки и решить сыграть одну или две партии. И тогда один из них может выглянуть наружу и увидеть его сидящим здесь. Люк был не совсем готов к этому. Более того, он ещё не был достаточно пьян для этого. Пока он смотрел сквозь лобовое стекло на кружащийся снег и случайные машины, проезжающие мимо по улице, он работал над устранением этого недостатка, допивая то, что осталось от бурбона в старой серебряной фляжке, которую он носил с собой, куда бы он ни шёл. Фляга датировалась временами Второй Mировой войны. Внизу была вмятина, и именно она, если верить истории, которая давно стала частью семейного наследия Херзингера, отразила нацистскую пулю, и тем самым спасла жизнь деду Люка. Люк предполагал, что история была правдой. Были записи, что его дед с честью служил на полях сражений в Европе во время Великой войны. Он видел медали, когда был ещё ребёнком. Они были впечатляющими. Он уставился на вмятину, потирая её большим пальцем в лёгком оцепенении. Было странно думать, что своим существованием он обязан этому скромному кусочку металла. Если бы эта фляжка не отразила ту пулю, его отец не был бы зачат во время бэйби-бума, последовавшего за войной. Люк часто думал, что это могло бы быть к лучшему.

Он снова поднёс фляжку ко рту и наклонил её прямо вверх, его язык нетерпеливо слизал последние капли дешёвого бурбона. Убедившись, что фляга полностью опустошена, он навинтил на неё колпачок и спрятал во внутренний карман яркого красного пальто, которое он носил. После последнего колебания он тяжело вздохнул и вышел из машины.

Дверца со стороны водителя громко скрипнула, распахнувшись, и снова сделала это, когда Люк закрыл её. Звук звенел в ушах, а петли дверцы нуждались в хорошей смазке. Было бы справедливо сказать, что он не очень хорошо поддерживал “Delta” с тех пор, как унаследовал её от своего отца десять лет назад. Можно было бы укорить его за то, что он так дерьмово заботился о машине, которую оставил ему отец, в течение последнего десятилетия. Может быть, в этом замечании и была какая-то правда. Но это было бы не совсем справедливо. “Delta” не была его основной машиной. Краска на ней была оливкового оттенка, который он и его друзья детства называли зеленовато-жёлтым. Главным образом она находилась в отдельном гараже позади его дома в Бунсвилле. Он брал её только пару раз в год, чтобы убедиться, что она всё ещё работает. Но сегодня был особый случай.

Он возвращался домой впервые за почти десять лет, уехав под удушающим облаком скорби и трагедии. Но это была не единственная причина, по которой сегодня это было важно. Он был где-то на пятьдесят процентов уверен, что это будет последний день его жизни. И если бы это случилось, то это было бы сделано его собственными руками. И у него не было никакой смертельной болезни поздней стадии, отмеряющей часы его жизни. Во всяком случае, он этого не знал. Чёрт, прошло много лет с тех пор, как он последний раз посещал врача. Всё было возможно. Но в стороне от этой отдалённой возможности, предварительный план состоял в том, чтобы положить дробовик в рот и выбить себе мозги в полночь.

В свете этого, было бы правильным вывезти “Delta” для финальной поездки домой. Вариант самоубийства был тем, что он рассматривал в течение нескольких месяцев, и вероятность того, что это действительно произойдёт, колебалась много раз в течение дня. Поздно ночью вероятность была значительно выше, где-то до семидесяти пяти процентов. Другими словами, гораздо более вероятно, чем нет, но всё ещё не абсолютная уверенность. Что касается того, почему он собирался прикончить себя к концу ночи, ну, это было не так уж и сложно объяснить. В общем, некоторое время у него ничего не получалось в жизни. У него были проблемы с деньгами, потому что его уволили с работы на заводе шесть месяцев назад. Все эти месяцы спустя он всё ещё не нашёл новую оплачиваемую работу. А потом была катастрофа, которая случилась с его личной жизнью. Долгосрочные отношения в его взрослой жизни закончились чуть более года назад. Пегги было её именем. Прожив с ним почти пять лет, она, наконец, устала от его безрассудного, несерьёзного образа жизни и ушла посреди ночи, пока он спал, в очередной раз пьяный, забирав с собой всё самое ценное в доме. Прощальная записка Пегги была короткой и не совсем милой:

“Трахни себя, Лукас, ты, блять, неудачник!”

Довольно однозначно. Люк не удосужился попытаться преследовать её или заставить её передумать. Он считал, что она не совсем понимала то, что она сделала. Но это не значило, что ему было всё равно, или что он не скучал по ней, но он знал, что ей будет лучше практически с любым другим, кроме него.

Многие люди считают эти вещи вполне понятными причинами самоубийства. Понятно, но неприемлемо. Большая разница. Он прекрасно понимал, что большинство людей смотрят с жалостью на людей, которые поступили так, но обычно они могут только обдумывать эти идеи, почему человек это сделал и какие трудности испытывал.