Томас Лиготти - Ноктуарий. Театр гротеска [сборник litres]

Но ближе к вечеру его потревожил отдаленный шум. Он так долго отсутствовал в своей старой секте, что поначалу не узнал необычные песнопения так называемой церемонии «Ночь ночей». Когда он шагнул в холод, царящий за порогом его одинокого храма, то увидел, как у подножия холмов вышагивают торжественные процессии молельщиков. Как могли эти глупцы упорствовать в своем безумии? Тем не менее по каким-то не поддающимся объяснению причинам, он влился в их поток.

И они тепло поприветствовали его, потому как видели, что на долю его выпало немало испытаний, даровавших ему особую силу. Ничего особенного за собой не чувствуя, он, впрочем, с легкой душой принял все те почести, что ему оказывали со всех сторон. Только так теперь могла быть утолена его жажда поглумиться над святынями. И когда ему вручили регалии первосвященника, он не смог сдержать улыбки, уставившись в необъятное мертвое небо.

Теперь его алые руки держат золотой клинок, его лицо скрыто за маской с семью глазами. Теперь он – тот, кто стоит в сияющих одеждах перед массивным лунным идолом, дрожа от изумления.

Пробирающая до костей веселость стала первым, но не единственным откликом в его душе, когда из укрытия в тени он узрел то причудливое место. Слишком долог был тот путь, что проделал он, стремясь попасть в эту сказочную страну, чтобы чувства его ограничивались теперь лишь весельем. Кладезь новых ощущений был обещан ему – искателю, чья вырождающаяся чувствительность провела его от одной заметенной хрустальным песком луны до другой; и вот наконец он достиг этого выделяющегося из лунного пейзажа кургана, напоминавшего сияющий алмаз, проклюнувшийся из мертвенно-серой плоти.

Он выглядел точно так, как поведали ему тоненькие голоса. Миновав радугу, сочащуюся всеми оттенками открытых ран и разбрасывающую на темноту вокруг холодные капли-отблески прозекторских ламп, он один за другим переступил через напоминающие взрезанные вены ручейки, чьи вязкие воды текли неспешно и уже одним своим видом не сулили освежения. Но он мог и потерпеть. Не стоило сейчас отвлекаться, сбиваться с пути к намеченной конечной цели.

И вот она явилась ему, эта грандиозная цель.

Она казалась нагромождением кое-как сколоченных деревянных ящиков – но нагромождением высоким, почти как гора, чья вершина овита лентами облаков. Ее фундамент был кое-как укреплен длинными сваями, просевшими вдоль деревянных опор на манер задремавших часовых. Он прокрался и вошел внутрь незамеченным – благодаря темноте и шуму, производимому работающими здесь машинами.

По правде говоря, все оказалось именно таким, как он и ожидал: скотобойня, нарисованная его воображением по канве страшных мифов и легенд. Пробирающая до костей веселость, проросшая в его душе трепетным ростком, дала новые всходы.

Помещенные в огороженные колючей проволокой загоны, звери стояли смирно и не издавали ни звука. Однако его слуху само их молчание казалось музыкой, столь же чистой и гармоничной, как и их белые шкуры и безупречные шелковистые гривы. Каким-то образом на зверей не попало ни одной капли густой грязи, что была размазана здесь едва ли не повсюду. По полу здесь стелились тяжело пахнущие серые испарения, напоминающие привидений.

Раздвигая завесы сальной дымки, появились огромные мужчины в длинных черных резиновых фартуках. В тяжелых чертах их лиц было нечто обезьянье, и двигались они довольно неповоротливо. Но звери в загонах не встрепенулись, не воспротивились никак тому, что огромные молотки, свистя в воздухе, стали разбивать их черепа один за другим, разя меж глаз, в точку под тем местом, откуда изо лбов выступал завитый тугой спиралью рог. Боги точно знают, как использовать этот прекрасно развитый отросток. Работа кипела – не мешкая забойщики отрывали рога от падающих наземь туш. Те отрывались легко, будто сосульки.

На его глазах туши свежевали, шкуры – развешивали по стенам. Сколь великолепные, поистине королевские одежды можно было пошить из них! А мясо зверей – столь совершенное в своей нежно-розовости, оно послужило бы прекрасным блюдом к столу тех, кто не привык к грубой пище. Но где, в каком уголке среди исполненной лун Вселенной, пребывает тот стол?

Нежданно откуда-то сверху опустились на толстых цепях крюки для захвата. Когда все освежеванные туши насадили на них, цепи рванулись обратно в темноту, орошая все вокруг кровавым дождем. Была ли у этого жестокосердного Колизея крыша – или взгляд, устремленный вверх, встречал лишь колодезь бездны? Его светлые ресницы мечтательно запорхали, в глазах затрепетал огонь любопытства. Но вскоре его зачарованность была грубейшим образом нарушена, прервана и рассеяна. И пробирающая до костей веселость, граничащая с истерикой, стала первым, но не единственным откликом в его душе.

«Ну вот, кто у нас тут еще, братцы», – произнес один из великанов-забойщиков в черном фартуке и, изображая задумчивость, помассировал свои толстые небритые щеки. Вокруг него собрались остальные – кто-то нес, закинув на плечи, чудовищные молоты, кто-то задумчиво поглаживал лезвия наточенных до блеска серпов. Они гулко хмыкали, кивали друг другу понимающе, перешептывались между собой.

И только теперь он вспомнил, кто он такой и что это за место; что это за обитель, которую ему так и не довелось, несмотря на великое желание, познать со стороны сполна. Он попал не в замок из сказки, где любого умалишенного встречали сердечным смехом, а не единодушной снисходительностью к его униженному состоянию. И теперь он знал, что с ним вот-вот произойдет.

Массивные фигуры забойщиков надвигались со всех сторон с инструментами наготове. И он выдавил из себя хриплое ржание – ибо в тот момент веселость, пробирающая до пока еще целых костей, не до конца улетучилась из восприятия им сего действа… и той роли, которую ему суждено было в нем сыграть.

Шаг первый. Как-то раз я нашел на старой карте это название – Тонкая Гора. Отметки о высоте рельефа не было, и моя фантазия тут же вырисовала перед внутренним взором интригующие картины. Закрыв глаза и свернув карту, я вдруг ощутил мимолетное смятение, из тех, что могут появиться везде: в поезде, грохочущем по рельсам, или на скамейке в парке. Мимо сновали какие-то люди, что-то говорили, размахивали руками. Я потянулся к старой карте, но та исчезла, оставив меня сидеть в недоумении и размышлять, что же творится там, на Тонкой Горе.

Шаг второй. Легенд и домыслов о Тонкой Горе столько, что никто их все наперечет не знает, но некоторой информацией я все-таки разжился. Говорят, воздух на ее вершине за считаные часы превращает человека в бредящего ясновидца. Несколько дней там – и вы уже в плену странных желаний, которые никогда не сбудутся. Если задержаться на Тонкой Горе надолго, можно обрести бессмертие (ну или все-таки умереть – просто потом ваша иссохшая мумия будет бродить в лесах, коими поросли горные склоны). Ну, от слухов многого ждать не приходится, верно? Очевидно лишь одно – никто не рискует взойти на Тонкую Гору.