Томас Лиготти - Ноктуарий. Театр гротеска [сборник litres]

Многие знали, пусть и из вторых рук, что хозяйка галереи зарабатывала на жизнь совсем не продажей выставленных тут предметов искусства – да и кто согласился бы у нее выставляться, кроме самых наивных или совсем уж отчаявшихся художников. Насколько я знаю, в том числе и по моим недолгим беседам с ней, в свое время она перепробовала массу разных занятий. Когда-то и сама была художником, и некоторые ее работы ютились где-то в углу галереи – сваленные как попало в ящиках из-под сигарет. Разумеется, прокормить такая галерея не могла, хотя и затрат требовала минимальных, но хозяйка и не скрывала, чем зарабатывает на жизнь.

– Кто захочет купить такое барахло? – обратилась она однажды ко мне, ткнув изумрудно-зеленым лакированным ногтем в «барахло». Этот цвет доминировал в ее гардеробе, состоявшем из длинных свободных нарядов, которые она любила украшать самыми невообразимыми платками и шарфами – они волочились за ней по полу, когда она расхаживала по галерее. Она остановилась и ткнула носком изумрудно-зеленой туфли проволочную мусорную корзину, заполненную маленькими кукольными конечностями, разрисованными в разные цвета.

– О чем вообще люди думают, создавая такие вещи? О чем я думала, когда рисовала всю эту кучу – вон там, в ящиках? Но с меня хватит, я сыта всем этим по горло.

Она не скрывала – если не считать определенной разумной осторожности – какого рода деятельность сейчас отнимала ее силы. В арт-галерее постоянно трезвонил телефон, постоянно разрушая мертвенную тишину выставочного зала своим надтреснуто-хриплым голосом из подсобки. Заслышав его, Далия исчезала за пологом, который висел в дверном проеме, разделявшем две части арт-галереи. Я стоял, жевал сэндвич или фрукты и слышал, как телефон надрывался в подсобке раз пять каждые полчаса, рано или поздно призывая к себе владелицу галереи. Ни разу ее приветствие не начиналось с чего-нибудь вроде «Галерея искусств, здравствуйте» или какого-нибудь подобного официоза. Даже банальное «добрый день, могу ли я вам чем-то помочь?» я ни разу не слышал, стоя в выставочном зале и обедая. Она всегда отвечала на звонок одинаково, тихим голосом, чего-то ожидая. Она говорила только одно: «Это Далия».

Я называл ее имя без всякого стеснения задолго до нашего непосредственного знакомства. Один только звук его уже вызывал во мне чувство «доступа» к тому, что она предлагала всем этим звонившим, не говоря уже о посетителях, которые приходили в галерею лично. Что бы кто ни хотел попробовать, на что бы кто ни отваживался – Далия по договоренности могла организовать все. Вот в чем заключался подлинный бизнес этой арт-галереи, в этих договоренностях. Когда я после обеда возвращался в библиотеку, то все представлял, как Далия мечется между залом и подсобкой, заключает соглашения по телефону, а иногда и лично.

В тот день, когда я впервые обратил внимание на новую работу «Дом с верандой», телефон Далии был особенно настойчив. Пока она была занята переговорами с клиентами в задней комнате, я прохаживался по залу. Подойдя к мусорному ведру, где лежали кукольные ручки, я просто так взял одну – окрашенную в изумрудно-зеленый – и опустил в карман своего спортивного пиджака. Именно тогда мне на глаза и попался старый звукозаписывающий магнитофон на маленьком пластиковом столе в углу. К нему была приложена визитная карточка с названием работы и следующей инструкцией: НАЖМИТЕ PLAY. НЕ ЗАБУДЬТЕ ПЕРЕМОТАТЬ ПОСЛЕ ПРОСЛУШИВАНИЯ. НЕ ВЫНИМАЙТЕ КАССЕТУ. Я нацепил большущие наушники и нажал кнопку воспроизведения. Голос, зазвучавший в моих ушах, был каким-то далеким, несколько искаженным шипением ленты. Тем не менее меня не на шутку заинтриговала вступительная часть этого монолога, и я, сев на пол рядом с маленьким пластиковым столиком, на котором стоял магнитофон, прослушал всю запись, превысив отведенное мне время обеда более чем на полчаса. К тому времени, как запись закончилась, я был уже в другом мире – во вселенной зараженного дома с верандой, с его мрачной и запустелой, но одновременно сказочной красой.

– Не забудь перемотать пленку, – напомнила Далия, встав рядом со мной. Ее длинные седые волосы, похожие на стальную шерсть, почти касались моего лица.

Вдавив кнопку перемотки на магнитофоне, я поднялся с пола.

– Я могу воспользоваться уборной? – спросил я. Далия кивнула на занавес, отгораживающий заднюю часть галереи, и, пожав плечами, кивнула. – Спасибо.

Эффект от прослушки того первого монолога оказался силен – и вскоре я объясню, почему. Мне захотелось побыть одному минуту-другую, чтобы ухватить особое душевное состояние, вызванное во мне голосом на пленке – подобно тому, как сновидец пытается задержать в памяти образы сна сразу после пробуждения. Тем не менее я чувствовал, что туалет в библиотеке, несмотря на свои особые достоинства, ценимые мною вот уже много лет, неким образом разрушит и сами ощущения, и состояние разума, оставленное монологом – вместо того, чтобы сохранить впечатление и даже усилить его. Как я надеялся, туалет на задворках художественной галереи Далии сейчас больше мне подойдет.

Причина, по которой я проводил обеды в галерее у Далии, которая совсем не походила на библиотеку, заключалась в том же самом, почему я сейчас хотел воспользоваться именно ее туалетом в подсобной части галереи, пусть я уже давно должен был вернуться к работе. И действительно, эта уборная, как я и надеялся, обладала теми же качествами, что и остальной выставочный зал. Сам факт того, что располагалась она в закрытой части галереи, настоящей земле загадок для меня, уже значил много. Дверь туалета подпирал маленький стол, заваленный бумагами и папками, поверх которых громоздился телефон, которым Далия пользовалась в своем бизнесе. Сбоку внушительное устройство связи бледно подсвечивала лампа с лапой-прищепкой, и, проходя в уборную, я заметил прямой, без каких-либо завитков шнур, соединяющий трубку с корпусом старого образца, с огромным диском для набора. Пока я приводил в порядок мысли в уборной, Далия ответила на несколько звонков – и все они носили вполне законный характер. Она болтала о своей личной жизни с одними и решала практические вопросы касательно работы галереи с другими.

– Ты долго еще? – окликнула она меня через дверь уборной. – Надеюсь, ты не заболел, а то иначе тебе придется уйти отсюда.

– Нет, все в порядке. Мне не плохо – совсем наоборот, – откликнулся я, выходя из уборной. На языке у меня уже вертелись тысячи вопросов – кто записал прослушанную мной кассету, сколько она стоит, есть ли у нее еще что-либо подобное. Но тут телефон зазвонил снова. Далия ответила, а я отвлекся на убранство этого темного галерейного угла – не так уж бесповоротно загроможденного, как можно было ожидать, чем-то мне теперь напоминавшего гостиную дома с верандой из записанного на пленку монолога. Разговор Далии оказался дольше, чем я ожидал – хотя и не касался очередных договоренностей, – и тут до меня дошло, что мой перерыв на обед давно уж кончился.