Дмитрий Ахметшин - Дневник запертого в квартире, или Сердца Под Октябрьским Дождём [СИ]

Но это поразило и напугало её куда меньше чем то, что открылось сразу за обрывом. Голубоватый свет струился из углублений и ниш в сводах и из круглых дыр в полу. Несколько десятков тёмных фигур мельтешили вокруг исполинского рта, вмурованного в камень. «Святая Мария!» — шептали бы герои романа Умберто Эко. Алёна же могла только шумно глотать, глядя во все глаза, как мерцает свет в ложбинах гигантских губ.

Каменная твердь выглядела живой ближе к центру пещеры, тёмно-серые тона уступали место пастельным и ярко-вульгарно-розовым. И, наконец, губы, не равномерно-алые, цвета кино и нарядной рекламы, а такие, какие ожидаешь увидеть у маньяков, любителей острого и жирных богатеев, в глазах которых только хрустящая зелёная бумага и нет ни грамма теплоты. Рот открывался и закрывался, показывая белые кончики зубов. Река низвергалась туда несколькими потоками, главным образом с двух сторон, где соединялись друг с другом губы, и белые тела, исчезающие в темноте, походили на рисины или семена тыквы. Примерно половина их застревала, цепляясь за выступающие части губ, и тогда к ним семенила одна из тёмных человекоподобных фигур, волоча за собой что-то похожее на багор, чтобы без всякого пиетета протолкнуть тело в рот. Алёна зажмурилась. Если бы не случай, она была бы уже там.

Всё вокруг находилось в движении, и движение это могло окончиться только там — в огромном желудке, что прячется за гигантским ртом. Дымка, что клубилась над водой, несла свои волны следом за речкой, будто спрятанное под землёй существо втягивало и втягивало воздух, забывая о выдохе. Летучие мыши меняли в полёте направление и горестно хныкали.

Алёне вдруг захотелось отрастить крылья и оказаться среди этих мышей. По коже побежали мурашки, стоило только представить, как вязкая слюна заключает твоё тело в упругий, твёрдый кокон, словно в кусочек янтаря.

Шумный всплеск вспугнул нескольких жаб, которые сидели на самом краю обрыва. В следующий миг они уже летели вниз, прямо на острые камни. Ручей мертвецов оставался спокоен. Он продолжал свой бег.

Огромное водяное колесо вращалось, давая Юре Хорю возможность разглядеть себя со всех сторон. Он шагал по обрывистому берегу, наблюдая, как комки земли сваливаются вниз, увлекая за собой крошечные оползни, перешагивал поваленные заборы, смотрел, как колышется намотавшаяся на какую-то корягу сеть. Казалось, озеро с каждой секундой становится всё больше, а чёрная вода в самом центре, там, где, по словам Вити, была наибольшая глубина, дышала, вынуждая не отрывать от себя глаз, чтобы не пропустить момент, когда из бездны поднимется новая волна комариных личинок. Водомерки скользили по воде, завихряя едва заметный слой тумана. Ближе к дальнему берегу туман вставал непроглядной стеной.

Самые обильные приступы небесной слякоти Хорь переждал под крышей какого-то заброшенного сарая. Руки коченели. Иногда, как свежая, яркая мысль, пришедшая к художнику среди ночи и заставившая его вскочить с постели, перед внутренним взором являлось лицо Алёны, белое, чистое, как тарелочка. Где-то протяжно кричали птицы. Водоплавающие, — решил Хорь, слушая потусторонние, навевающие тоску голоса. Рыбаков не было, их лодки общались друг с другом, скрипя уключинами и шумно соприкасаясь бортами.

Юра не стал обходить озеро слева, там, где он встретился с Витей: несмотря на отвратительное зрение, он бы, наверное, отличил тёмную безглазую махину, сотворённую человеком, от живого, пусть и мрачного, лесного массива. Поэтому он пошёл направо, сошёл с асфальтовой дороги, счистив с ботинок наросший слой грязи, чтобы освободить место для новой. Здесь едва заметная грунтовка, поросшая ёжиком травы. Юра старался не наступать в колеи от автомобильных колёс, где собралось много воды. Иногда встречались заброшенные хижины; крыши у них провалились, будто бедняги стали жертвой насилия, а северные стороны стен поросли мхом. Дорога виляла, стараясь держаться подальше от жилистых дубов.

Хорь перешёл деревянный арочный мост через овраг, по дну которого тёк небольшой ручей с высокой осокой по краям. Тропа становилась всё более заброшенной, что парадоксальным образом сочеталось с валяющимися на обочине пустыми бутылками, сигаретными пачками, парочкой погнутых велосипедных колёс, а также красной кепкой с логотипом «Coca-Cola», висящей на обломанном берёзовом суку. Следов от автомобильных колёс уже не было. В еловом подлеске, что как проказливая ребятня то и дело перебегал дорогу, росли большие, по виду съедобные грибы со старыми, сморщенными шляпками. Странно, что их здесь никто не собирал.

— Я, кажется, иду не в ту сторону, — несмело сказал себе Юра. Прозвучало это как заклятие. Быстро темнело, вдалеке в небе плясали молнии.

Он не ждал ответа, но получил его прямо перед собой, словно восклицательный знак в конце предложения, в виде Дома отдыха для Усталых. Во всяком случае, Юра на это надеялся.

Учитель надолго остановился, разглядывая вытянутое деревянное здание, развёрнутое фасадом к нему и одним из торцов — тем, над которым высилась восьмигранная деревянная башня — к озеру. Если приять во внимание что дому больше ста лет, с первого взгляда выглядел он неплохо. Фундамент из бутового камня и стены почти целиком покрыты диким виноградом, сморщенные гроздья которого свисали тут и там. Удивительно, что он вообще может расти в этих широтах! Венчала строение покатая крыша. Крытая веранда имела округлую форму, на брёвнах колонн ещё заметны места, где когда-то обрубили сучки. Вокруг раскинулся сад — на него вела полномасштабное наступление дикая природа. Над водой нависали большие мостки; под них, словно щенята под брюхо матери, набились лодки.

Хорь не чувствовал никакого желания исследовать это место — если разобраться, не было желания и тогда, когда он первый раз внимательно изучал фотокарточку. Но он испытывал какой-то отстранённый, болезненный интерес к этому дому, иначе бы ни за что сюда не пришёл. Внезапно Юра почувствовал злость. Хотелось отдирать друг от друга эти гнилые доски, выбить несколько стёкол — удивительно, что никто не сделал этого раньше, — разнести цветочные горшки, которые дали жизнь буйному винограду с маленькими жёлтыми листочками. Но Юра успешно себя сдерживал. Всё что он хотел сейчас, это поглазеть несколько минут, неприязненно гоняя из одного уголка рта в другой горькую сосновую иголку.

Удовлетворив своё любопытство, Юра хотел повернуться и уйти прочь, но кое-что привлекло его внимание. Несколько велосипедов, прислоненных к перилам веранды. Коврик на ступеньках, на котором вместо ожидаемой горы мусора, было всего несколько жухлых листьев. Многочисленные мелочи, никак не вписывающиеся в общую картину. Там, на мостках, на специальных подставках укреплены удочки. Дом выглядел живым, пусть даже его обитатели и не заботились о том, чтобы придать ему более обжитой вид, довольствуясь самым необходимым. Словно остатки древнего рода, что ютились в одном крыле огромного замка и иногда звонили в колокольчики, вызывая давно почивших слуг. Но здесь-то никто по-настоящему никогда не жил! Обитатели комнат сменялись каждые полгода, вряд ли предыдущее поколение передавало будущему что-то, помимо завалившегося за кровать романа в мягкой обложке.