Виктория Шваб - Ближняя Ведьма [litres]

Оглядевшись, Вилл увидел Сару, широко открывшую глаза от ужаса и изумления, и ухмыляющегося Филиппа. Услышав, как толпа дружно ахнула, Вилл стремительно оглянулся – его отец вытягивал из ножен свой охотничий нож.

– Не делай этого… – вскрикнул Вилл (ветер рвал и дергал на нем одежду, а края тела начали истончаться). – Не вынуждай меня…

Роберт занес клинок.

– Ты вызвал эту бурю, – рычал он, тыча рукой в сторону погребального костра. – Ты убил ее.

Роберт рванулся вперед.

– Стой , – приказал Вилл, и, вторя ему, ветер ударил в Роберта, заставив того отлететь на несколько ступеней. Но этого было недостаточно, чтобы его остановить. По-бычьи нагнув голову, лорд Дейл снова двинулся на сына, и на этот раз, когда Вилл собрался отступить, чьи-то руки толкнули его вперед, на нож.

Вилл не успел опомниться, как Роберт вонзил в его грудь нож. Толпа ахнула. Но не было ни вскрика, ни крови. Тело Вилла заколебалось, как дым, и нож прошел насквозь. Вилл безумными глазами смотрел вниз, на свою грудь.

– Колдун, – выкрикнул кто-то.

– Демон.

– Перестаньте , – попросил Вилл.

– Чудовище.

– Убийца.

– Умоляю, перестаньте.

– Колдун.

– Убить его.

И тогда граница пустого круга, в котором он стоял, дрогнула, люди двинулись на него, а он, выбросив вперед руки и закрыв глаза, закричал:

– ОСТАНОВИТЕСЬ!

Раздался резкий звук, будто хлопнула исполинская дверь, а потом страшный треск – и ветер начал хлестать всех, кто наступал на Вилла, и разбрасывать их с чудовищной силой. А самого его в тот же миг окружила полная тишина.

Он открыл глаза.

Он стоял в центре высокой воздушной колонны. Вокруг была стена ветра, она вращалась и двигалась так быстро, что внешний мир казался смазанным, и Вилл внутри смерча казался себе смазанным, тело все больше истончалось и таяло, стремясь к небытию. Это небытие было безопасным, пустым, в нем не было ни мыслей, ни чувств, ни боли, ни утрат. Он начал исчезать.

А потом, сквозь завывания ветра, он расслышал первые крики.

Там, за стеной ветра, мир озарил какой-то свет. Там появилось что-то яркое, красочное, сверкающее и теплое, и растворяющийся в небытии разум Вилла понял, что это было.

Огонь.

Ветер подхватил пламя погребального костра и перекинул на гирлянды, подобно корням опутавшие весь Дейл.

Вилл, все еще наполовину бесплотный, попробовал собраться. Ветер не подчинился. Вилл продолжал таять, а пожар распространялся.

Нет. Я никому не хотел зла … Он хотел взмахнуть руками, но руки были из тумана и воздуха. Попытался вырваться из смерча, но воздушный столб просто перемещался, так что он оставался в его середине.

У меня и в мыслях не было … Крики были все громче, воздух наполнился удушливым дымом, и он снова попытался вырваться, но было слишком поздно.

Ветер изъял Вилла из его тела, из его разума – и отпустил на свободу.

Очнулся Вильям на снегу.

Предвечернее солнце освещало остывающую каменную дорогу, на которой он лежал. Он смотрел в небо и, глядя на белые хлопья, летящие в воздухе, думал, что для Дейла снег – большая редкость. Хлопья падали, покрывая его лицо, волосы, плащ. А потом он сделал вдох, закашлялся и понял, что это такое.

Пепел.

Задыхаясь, он резко сел, осмотрелся и понял, что вокруг него обгорелые остатки Дейла. Здания – те, от которых хоть что-то уцелело, – превратились в почерневшие, обугленные каменные каркасы, а дерево выгорело полностью. И повсюду, сколько хватало глаз, поднимались холмики пепла. Вилл встал на колени, дотянулся до ближайшего холмика, а когда смахнул верхний слой, рука наткнулась на еще не остывшую кость. Труп. Все эти холмики были трупами. Шатаясь, Вилл поднялся на ноги, повернулся к большой лестнице и поднял голову. Погребальный костер его матери прогорел дотла, а над ним нависал все еще дымящийся остов Большого Дома.

И надо всем этим царила мертвая тишина. Ни звука, кроме еле уловимого шелеста пыли да биения его сердца, а потом раздались шаги – это Вилл стал спускаться по разрушенным улицам вниз, к подножию холма, где Дейл уступал место озерам, полям и пустоши. Он дошел до границы города и упал как подкошенный. Дурнота накатывала волнами.

По земле проходила граница, тонкая линия, у которой резко оканчивался покрытый пеплом сгоревший мир и начинался другой, зеленый. Четкая, ясная, невозможная граница.

Ветер. Он не просто оттолкнул от него жителей Дейла. Он устроил для них западню, ограничив распространение пожара Дейлом, сохранив только его, Вилла и не потревожив пустошь вокруг. Дрожа всем телом, он обхватил себя руками. Заставив себя снова подняться, он побрел к ближайшему озеру, к обломкам гроба, все еще валявшимся в траве. Среди искореженных кусков металла и дерева он нашел свой медальон, поднял его и отнес на берег. Там ноги снова отказались его слушаться. Чувствуя себя совершенно опустошенным, он поднял руку с медальоном над водой и разжал пальцы.

Когда вода успокоилась, в ней появилось отражение, но Вилл не взглянул ему в глаза. Он заставил себя смотреть на Дейл, на заходящее солнце над руинами Большого Дома.

Ему нельзя здесь оставаться. Ветер – сейчас нежный и ласковый – коснулся его щеки, успокаивая. Вначале он напрягся, но тут же с глухой тоской осознал, что теперь незачем сдерживаться. Или его сила, или люди – нечего и надеяться соединить то и другое. А теперь людей не стало, и он дал себе волю, позволил ветру крепнуть или слабеть вместе с его дыханием, пролетать сквозь него, помочь ему подняться на трясущиеся ноги.

Потом он пошел.

И шел долго, пока не перестал быть наследником Дейла, бездушным принцем или Вильямом Хартом. Он шел, становясь просто тенью, странником, призраком. Шел, а очертания его фигуры истончались, тело таяло, и он становился серой струйкой, стелющейся по ветру.

Вера – штука заразная.

Я благодарна моей семье за ее простую, непоколебимую уверенность в том, что я могу писать.

Моему издателю Эбби за то, что поверила в этот маленький уголек, мою книгу, и помогла мне добыть настоящий огонь. (И ее ассистенту Лоре за приятные комментарии, рассыпанные по рукописи вместе с правками.)

Моему агенту Эми, за то, что умудряется сохранять веру в меня и мои истории, как бы сильно я ни отклонялась от проторенного пути. (Но однажды я еще напишу книгу, специально для сборища старых ведьм из гуманитарного колледжа, клянусь.)

Издательским богам, дарам небес, агентам и друзьям, которые верили, что я чего-то стою, и помогали моей книге в ее продвижении.

Моим коллегам критикам и читателям, за то, что они так верили в меня, что подталкивали, помогая двигаться вперед, и за то, что они не забывали время от времени шпынять меня, на всякий случай, чтобы не возгордилась.