Мария Британ - Чувствуй себя как дома

В темноте вырисовывается силуэт, хрупкий, крохотный. Я жадно втягиваю воздух, но не чувствую аромата яблок – лишь запах пыли.

Часы с каждой секундой барабанят все громче, заглушают мое волнение.

– Здравствуй, – выдавливаю я.

Тора подпрыгивает и настороженно озирается.

– Надеюсь, ты пришел без группы поддержки?

– Да…

– Если ты приволок Бруно, – она упирается тонким пальчиком в мою грудь, – я за себя не ручаюсь. Он ничего не получит!

Я стискиваю зубы. Где ты, Хлопушка? Неужели забыла, что мы с тобой выкроены по одинаковой схеме?

– Я не его ищейка. Успокойся.

Нет, Тора не узнает меня. Мы стоим в сантиметре друг от друга, но вот аномалия: этот сантиметр больше миллионов километров. Мне хочется во все горло завопить: «Где ты? Вернись! Если звезды тебя не приняли, давай отправимся в ад. Там Бруно точно нас не найдет».

Тора чертыхается и отстраняется, как только я нащупываю ее руку.

– Зачем я тебе, Захар? – вздыхает она и прислоняется лбом к стене – извиняется перед Вороном за сцену.

– Мы же… Мы же должны быть вместе.

Где ты, где ты, где ты? Как мне догнать тебя? Возле какой звезды искать?

– Ничего мы не должны.

Я вцепляюсь пальцами в ее плечи и шиплю:

– Клянусь, я бы не выдал тебя.

Тора вздрагивает. Ее каменный кокон трескается. Я прижимаюсь щекой к ее макушке. В голове звенит колоколом: «Я нашел тебя, нашел, нашел…»

Ты была совсем рядом.

Мысли стучат громче сердца, и я боюсь, что Тора их услышит. Думать тише – вот чему нужно учиться спасателям.

– Зря я впутала сюда Лиду.

– С ней все в порядке. Конечно, после твоего побега они с Бруно поругались, но уже на следующий день обнимались как ни в чем не бывало.

Тора молчит, и я не тороплю ее. Мы изменились. Заржавели. Сошли с рельсов. Раньше мы мчались к звездам, а теперь – в преисподнюю.

И я не выдерживаю. Представляешь, говорю, я почти год метался между городом и поселком, с Пашкой подружился. Ты мне каждую ночь снилась, говорю. Как «Санта-Барбара» [22] «Санта-Барбара» – сериал, в котором 2 137 эпизодов. , ей богу. А еще я научился ходить на ощупь. Тора, Тора, как же я мечтаю прокричать, что нам двадцать три! Нам, а не мне. И чтобы мы не расставались. Чтобы жили по соседству со звездами, в аду, да хоть у ног дьявола – не важно. Главное – есть яблочный пирог и танцевать под «Наутилусов».

Тора тянется к моему уху, но сразу же отстраняется. Нас парализует сердцебиение Ворона, будто мы по-прежнему дети и сейчас прячемся от Пашки.

– Забудь, что мы встречались. Пожалуйста. И меня забудь. – Тора пересиливает себя и касается губами моих губ. – Я… пишу песни. Много песен. В музыкалке учусь.

– Нет…

– Ты почти нормальный. Пользуйся этим, умоляю, – всхлипывает Тора, пятясь. – Мы… Мы тебя любим, Захар.

Мы тебя любим.

Мы.

Две буквы. Два человека. Тора и…

– О ком ты?

Но Хлопушки уже нет. Хлопушка исчезла за обгоревшей дверью. Я устремляюсь следом. Луна нырнула за облака, и как бы я ни старался разглядеть Тору во тьме – я снова слеп. Я снова разучился ходить на ощупь.

Невдалеке раздался рев машины.

Я не спятила. Павел, Вячеслав, Илона действительно существуют. У меня есть доказательство – визитка с фотографией.

Дрожащими руками я беру с тумбочки телефон и нахожу номер Иглова. Динамик кряхтит гудками.

– Алло.

– Здравствуй, Боря. Это твой преподаватель, Анна Захаровна. Помнишь, у тебя были часы марки Zahnrad? Не подскажешь, где ты их покупал?

Завод Zahnrad расположен на окраине города. Широкий четырехэтажный монстр пестрит граффити, признаниями в любви и ненависти. Издалека он напоминает гниющее яблоко.

Лестница у центрального входа потрескалась. На перилах сидит каменный кот с отвалившимся носом. Он наблюдает, как я толкаю дверь и проскальзываю внутрь. Должно быть, он наблюдал и за мамой. Но, к сожалению, каменные рты не умеют разговаривать.

В коридоре душно. Пахнет колбасой и свежими газетами. Обои, люстра, лифт, пара кресел – все из прошлого.

Люблю старые ремонты. Это – единственная реальная машина времени.

На вахте дежурит старушка и, из последних сил стискивая карандаш, разгадывает кроссворд.

– Кого вам?

Я нащупываю в кармане визитку Вячеслава.

– Мне бы в отдел кадров.

– Пропуск.

– Я не работница…

Старушка возвращается к кроссворду.

– Посторонним нельзя.

– Ладно, – иду на попятную я. – А к начальству?

– Прямо по коридору, – неохотно кивает она и черкает что-то в заполненных клеточках. – Прямо, а потом направо.

Поблагодарив ее, я смыкаю лопатки и шагаю мимо потускневших картин-пейзажей. Кто-то приклеил жвачку на яркое-яркое небо, и получилось объемное облако.

Рядом с кабинетом начальника все больше дождливых, пасмурных пейзажей. Тишина давит на уши, и лишь чирканье карандаша вахтерши разряжает обстановку.

Мысленно сосчитав до десяти, я стучусь и вхожу в помещение, заваленное часами. Нет, это вовсе не кабинет. Стойка, высокие стулья, шкаф со спиртным и только у окна – крохотный рабочий уголок. Там и сидит мужчина, изучающий какие-то документы. Ему лет тридцать пять, а может, меньше. Высокий лоб светится от пота, как прожектор. Улыбка – тонкий серп. На столе горит ноутбук.

– Мне бы…

Я падаю в кресло и выуживаю из кармана визитку Вячеслава. Начальник захлопывает ноутбук.

– Меня зовут Анна Захаровна.

– Очень приятно. Алексей Евгеньевич.

Я кладу визитку на ноутбук.

– Вы его знаете? Он… пропал.

Улыбка-серп превращается в тонкий нож.

– Да, это наш сотрудник. Но он не пропал, а погиб.

Нет.

Выдох застревает в горле, кровь шумит в ушах отбывающими поездами. Сердце стучит, стучит, разгоняется. Мой внутренний мини-вокзал работает как часы .

– Что? – переспрашиваю я.

– Несчастный случай.

– А… когда? Как это произошло?

– Да уже лет десять назад. Тогда заводом управлял герр Шульц…

– Где он?

– Вы к нему не попадете, – отрезает Алексей Евгеньевич.

– Почему?

Он подается ко мне и шепчет:

– Герр Шульц тоже погиб.

Я сжимаю кулаки и заставляю себя успокоиться. Не время паниковать. Еще не время.

– Расскажите мне о Вячеславе, – прошу я.

Если человека, с которым я бродила по пляжу не существует, тогда… Тогда не существует ни меня, ни мужчины с лбом-прожектором, ни жвачки на картине. И это хуже смерти.

– О Вячеславе? Нет-нет, его зовут Иволга Захар Игоревич.

Захар Игоревич.

Если это не совпадение, если весь мир не решил повеселиться за мой счет, если я действительно существую… я вижу отца, погибшего десять лет назад. Вижу того, чьих фотографий у меня никогда не было.

И я вдруг вспоминаю, как изо дня в день искала папу, а он, оказывается, жил на соседней улице. Так близко, что можно дотянуться и прижаться лбом к его окну, подышать на стекло и написать: «Спокойной ночи».