Мария Британ - Чувствуй себя как дома

И вот спустя пятнадцать лет Лида снимает плакаты Кайли Миноуг. Заявление об увольнении лежит на столе. Вскоре она отнесет его Бруно – попрощается, улыбнется, а может, даже пошутит… Сегодня без скандалов. Как странно. Они постоянно ссорились, но при этом любили друг друга, а с минуты на минуту помирятся и расстанутся.

В дверь стучат. Бруно проскальзывает в кабинет и подплывает к Лиде. Снимает очки, протирает их галстуком, словно хочет напоследок рассмотреть возлюбленную получше.

– Поехали со мной.

Лида тянет за огромный выцветший плакат, чертыхается и комкает его.

– Ты же знаешь, что нет.

Бруно пытается взять Лиду за руку, но она пятится.

– Не упрямься.

– Я и не упрямлюсь. Просто…

– Ты меня не любишь.

Лида застывает. Когда этот мужчина с шестеренками вместо сердца и пронзительным взглядом успел нащупать ее болевые точки? Так… нечестно.

Она подается к Бруно и берет его за подбородок.

– Не смей так думать.

– Тогда в чем проблема?

– Я не брошу Сокола. Он… Он единственный, кто борется с моей болезнью. А я – единственная, кто борется с его безумием. Жаль, что ты не изобрел машину для транспортировки домов.

Бруно косится на скомканные плакаты Кайли.

– Хорошо, что ты их сняла. Ужасная певица.

– Не ужаснее AC/DC, – подмигивает Лида. – Я увольняюсь, Бруно. Без тебя я здесь чужая. Не злись. Ты ведь тоже уезжаешь ради дома. Не заставляй меня бросать свой. И спасибо, что не убил Сокола. Мне кажется, что вовсе не новенькие часы лечат дома. Дома лечит наша любовь.

– Лида… я плохой человек?

– Ужасный. – Она целует его в висок. – А… Можно вопрос? Это она тебе подсказала, как их лечить?

Бруно грустно усмехается и извлекает из кармана брюк скомканные лосины.

– Цвет осеннего моря. Я нашел его.

– Мама не разрешает мне здесь гулять, – хнычет Темыч.

Мы пересекаем дорогу и сворачиваем направо .

– Монстры не навредят ей. А тебе – навредят.

Мне повезло. Мальчишка – жаворонок, он просыпается раньше родителей и бродит по участку с пакетом на голове. Охотится на чудовищ.

Я наплела Темычу о хищниках, которые едят слышащих . О том, что сегодня они нападут на поселок. Он понял меня мгновенно и помчался в кухню за ножами. А я пообещала его спрятать.

Наивный маленький мальчишка. Он не знает, что хищник – его мать. И что спасаем мы не его, а меня.

И вот мы спешим – скорее в никуда, чем куда-то. Из-за макушек хижин вырастает холм. Мой холм. С моим скелетом.

– Я боюсь, – упирается Темыч, обнимая плюшевого кролика. – Гулять рядом с ним вредно.

Ворота скрипят. Ворота рады нам.

– Он добрый.

Ветер бьет в спину, сухие яблони по-прежнему обнимаются. Кто-то нацепил на ветки одноразовые стаканы, и они стучат что есть мочи.

– А вдруг монстры найдут меня и съедят?

Трава на холме пожелтела и царапает ноги.

– Нет, Темыч. Он добрый только для своих. А ты – свой.

Когда мы добираемся до крыльца, ветер успокаивается. Одноразовые стаканы замолкают.

Здравствуй, Ворон.

Спаси меня от монстров.

Мы ныряем в полумрак дома. В ушах – безумное «тик-так» и бормотание, далекое-далекое. Я завидую Темычу. Для него это – крик. Что-то вроде наушников. Мальчишка щелкает громкость на максимум и наслаждается звуком. А я… я стою за его спиной и пытаюсь уловить знакомые ноты.

Душно. Черные стены, дырявый потолок, пол – в земле. На подоконнике валяется Облако. Темыч замечает его мгновенно.

– Он… Почему он не у тебя?

– У меня.

Паршивое оправдание.

– Значит, это твой дом?

– Мой.

Ты даже не представляешь, насколько мой.

– Здесь есть подвал. Сюда монстры не полезут. – Я пинаю ботинком прогнившие доски. Из дыры в полу несет сыростью и мочой, на лестнице скрутились морским узлом черви.

– Там темно. – Темыч сосредоточенно смотрит куда-то мимо меня. Ему трудно отключить слух. Трудно усмирить подрывника.

Выудив из кармана фонарик, я отдаю его мальчишке. Я подготовилась. Я все просчитала. Я… нигде не ошиблась.

Темыч прыгает на ступеньку к червякам и гладит их.

– Они тоже прячутся, – объясняет он. – От тех хищников.

– Видишь, тебе не будет скучно.

– А ты?

– А я убью всех монстров и вернусь за тобой.

– Так нечестно! – возмущается Темыч. – Возьми меня!

Я сажусь на корточки.

– А как же черви? Они не выживут без тебя. Обещаю, я приведу тебе самого опасного монстра, и ты сам решишь, как с ним быть.

Поднявшись, я подхватываю доски. Темыч наблюдает, как над его макушкой смыкается тьма. Как я хороню его в костях Ворона, чтобы чудовища точно не пробрались к мальчишке – или он не пробрался к ним. Я опрокидываю шкаф и перетаскиваю его на прогнившие доски.

Я спасена. Осталось только побеседовать с монстром.

Илона складывается в позу собаки, и ее ступни омывает море. Солнце выглядывает из-за туч. Утренние лучи скользят по песку и бутылкам пива. Моросит мелкий дождь, и над волнами появляется радуга – на все небо, или даже больше. Обнимает поселок, улыбается ему, как старому другу. Силуэт Илоны похож на идеально ровную букву «Л». Если смотреть издалека, ее можно принять за штендер. С рекламой домов, определенно.

Мне не страшно. Не страшно и морю – второй день волн почти нет. Мы с ним связаны.

Я шагаю к Илоне и снова и снова проваливаюсь в песок – он засасывает меня, хоронит, и так – спасает. Он тоже мой друг.

– Доброе утро, – шепчу я.

Как странно. Почему, вывернув себя наизнанку, посерев в больнице из-за туберкулеза, побив всю посуду в квартире, мы продолжаем говорить «доброе утро»? Почему нельзя произнести: «Дерьмовое утро. Тебе чай или кофе?»

Буква «Л» выпрямляется. Синяки под глазами, бледная кожа, взлохмаченные волосы… Кажется, Илона ненавидит клетки.

– Красивый рассвет, да?

– Я все знаю.

– О чем ты? – хмурится она, и ее брови превращаются в длинное тире.

– Ты попросила у Ворона кое-что особенное.

Машинку на радиоуправлении.

– И что же?

– Точнее – кого , – рычу я.

Илона пятится и мотает головой.

– Что ты несешь…

– Второй муж – носитель здорового тела. Ты хочешь вернуть первого Пашу, разве не так? Я – подарок дому, ведь за такую услугу нужно немало заплатить. Но я не позволю тебе это провернуть, ясно? Не позволю. Ты прикидывалась идеальной женой, готовила сырники по утрам, обнимала мужа, но ты не любишь его. Ты ищешь прошлое, а оно от тебя бежит. – Я иссякаю и хватаю ртом воздух. – И Темыч растет таким по твоей вине. У чокнутых мамаш не бывает нормальных детей!

Илона едва не плачет. Мое «не бывает» проникает в нее через поры. На лбу, на носу, вокруг губ темнеют морщины-паутинки.