Мэгги Стивотер - Призови сокола [litres]

Увидев их, Лилиана прищелкнула языком.

– Жаль, – сказала она, открывая дверцу. Она неловко выставила ноги, приподнялась и вылезла из машины.

Фарух-Лейн перевела взгляд с Лилианы на коров. До нее дошло.

– Они…

– Не ходи за мной, – посоветовала Лилиана.

Озаренная лучами фар, старуха зашагала по траве. Фарух-Лейн увидела, как она открывает ворота и заходит на поле. Лилиана не стала притворять их за собой. Фарух-Лейн подумала, что, возможно, это самое пугающее событие за последние двадцать четыре часа – полный переворот во всем, что она считала истинным и правильным.

Лилиана исчезла в темноте.

Фарух-Лейн долго сидела, гадая, не лучше ли отъехать подальше от поля. Потом она задумалась, как понять, прошел ли приступ у Лилианы. Потом попыталась решить, как она относится к происходящему. Рука, которой она врезала Рамси, по-прежнему ныла, и Парцифаль умер, и сердце болело, но жизнь продолжалась.

Она услышала, как что-то стукнуло в ветровое стекло. Негромко и странно – это было, скорее, ощущение, чем звук. Чуть сильнее, чем порыв ветра; нечто вроде гудения, который слышишь, когда прикладываешь к уху ракушку. Оно продолжалось меньше секунды. Машина качнулась, но слегка.

Фарух-Лейн поняла, что коровы за забором больше не стоят. Они напоминали темные бугры. Одна привалилась прямо к столбу ограды, свесив язык. По столбу текло что-то темное.

Фарух-Лейн зажала уши руками.

Она знала, что это запоздалая реакция, которая низачем не нужна, но вариант был – зажать либо уши, либо глаза или рот. Последнее казалось ничуть не более осмысленным.

Коровы погибли. Лилиана убила их. Фарух-Лейн находилась всего в нескольких метрах от зоны поражения. Лилиана знала это? Она настолько хорошо оценивала свои силы или просто решила рискнуть жизнью Фарух-Лейн?

Фарух-Лейн видела сегодня столько трупов.

Она заметила какое-то шевеление. Кто-то прошел через ворота и осторожно прикрыл их за собой. Фары на мгновение осветили знакомое платье Лилианы, а затем она вышла из луча света и приблизилась к машине. Она открыла переднюю дверь и села рядом с Фарух-Лейн.

Та беззастенчиво разинула рот.

Лилиана была прекрасна. Она явственно напоминала старуху, которая сидела в машине недавно, и в то же время нет. Ее длинные седые косы стали длинными рыжими, а глаза, прежде полные спокойствия, наполнились слезами.

Очень тихо она произнесла:

– Ненавижу убивать.

Эта версия Лилианы еще не поняла, как получать удовольствие от собственной жизни.

– Я тоже, – ответила Фарух-Лейн.

Лилиана вздохнула.

– И это не последний раз.

С домом было что-то не так, когда Джордан вернулась.

Она не могла понять, в чем дело. Возможно, подумала она, что-то странное было в ней самой. Дом выделялся на фоне оригинального садового освещения и разросшегося сада, как всегда на закате. Окна, выходившие на улицу, были темными; те, что смотрели в другую сторону, представляли собой квадратики света. Свет падал на задний двор сквозь большую стеклянную дверь, через которую Хеннесси некогда загнала внутрь «Лексус».

Диклан открыл перед Джордан дверцу машины. Оба стояли возле его скучного «Вольво» и, прищурившись, смотрели на дом. Если Диклан и подумал, что дом громаден, он ничего не сказал. Он вообще ничего не говорил.

Все выглядело как обычно, но…

«Что-то не так», – подсказала голова.

– Ты выглядишь получше, – сказал Диклан.

– Приступы продолжаются недолго.

Джордан не смотрела на него. Он не смотрел на нее.

Диклан окинул взглядом подъездную дорожку, словно она его беспокоила. Он бессознательным движением потер грудь. И наконец спросил:

– Ты дойдешь сама?

– Да, чувак, – ответила она с улыбкой. – Прости, я оставила кофе у тебя на чердаке. Забыла.

– Я привезу.

Будь это кто-нибудь другой, Джордан подумала бы, что сейчас они поцелуются. Но изменившееся лицо Диклана в ту секунду, когда он понял, что она сон, вроде как лишило ее уверенности. Он знал, кто она такая, и не удивился, а разочаровался. Для него она была Джордан Хеннесси… а потом оказалась чем-то другим. Чем-то меньшим. Джордан подумала, что потом, наверное, испытает какие-то чувства по этому поводу. А теперь всё казалось странным, и только. Поэтому она просто подняла руку, и они стукнулись кулаками.

– Спасибо, что подвез.

– Ага, – сказал Диклан.

Она не поняла, что это значит. Но он стукнулся с ней костяшками, а затем залез в машину. Он продолжал сидеть там, когда она подошла к двери.

Джордан вошла.

Внутри ощущение странности еще усилилось. На лестнице свет не горел, что было нормально в это время суток, если Хеннесси отсутствовала. Остальные девочки, видимо, разбрелись по дому. Но Джордан не сразу нащупала выключатель.

Она не понимала, почему так дезориентирована. Из-за того, что она сон? Да?

Она провела пальцами по стене, ища выключатель.

Где-то далеко в доме играла музыка. На кухне или в гостиной. Ритм пульсировал. Кто-то выкрутил звук на максимум.

Джордан продолжала искать выключатель.

Электрический ток заставил ее отдернуть руку.

Нет.

Не ток.

Она задумалась, что такое почувствовала. Не боль. Не электрический разряд. Просто странное ощущение, когда внезапно натыкаешься на что-то мокрое.

Мокрое?

Джордан поднесла руку к глазам. Сон прорвался: деревья, крылья, огонь, темнота. У нее на пальцах правда было что-то темное?

Да нет, она ошиблась.

Музыка играла так громко. Почему так громко?

Касаясь рукой стены, Джордан пошла по коридору и споткнулась. Кто-то оставил сумку прямо на полу. Она была тяжелая и теплая.

Она внезапно коснулась ноги Джордан.

Джордан глотнула воздуха, и оказалось, что это не сумка, а Тринити.

Она лежала, изогнувшись, и на груди у нее было темное пятно, такое же, как на одной из абстрактных картин Диклана. Тринити выпустила ногу Джордан и поднесла палец к губам. «Ш-ш». Рука безвольно упала на пол.

У Джордан заколотилось сердце.

Она оглянулась и поняла, что сырость на стене была еще одним темным абстрактным пятном, которое тянулось до того места, где лежала Тринити.

Джордан опустилась на корточки рядом с ней, но Тринити уже умерла.

Вот так, взяла и умерла.

«Держись, Джордан».

Она поползла дальше, в гостиную. Хотя лампа там тоже не горела, было видно чуть лучше, потому что через огромные окна проникал свет снаружи. Громадный мольберт, на котором стояла «Мадам Икс», был перевернут, и его ножки торчали врозь, как у упавшего жирафа. Музыка здесь раздавалась громче, слышались гулкие басы.

«О боже, о боже».

В гостиной была Бруклин. Она лежала на кушетке, с темной дыркой от пули между глаз и еще одной – в шее.

Тошнота и сон охватили Джордан. Она покачнулась, расставив руки в поисках опоры и ничего не найдя.