Вера Гришина - Эмма из Прованса [litres]

Говорят, что Папа Римский уже в солидном возрасте, но хорош собой, и что у него есть молодая любовница.

Кстати, у моего отца было много друзей в Ватикане, и некоторые из них имели кардинальские шапки. Один из его друзей-кардиналов, с кем дружба его была наиболее крепка, приезжал как-то к нам в гости, я тогда болела и не смогла спуститься на ужин. Одно знаю точно, что кардиналов нетрудно узнать, они выделяются пёстрыми красными мантиями.

Постоянные поездки моего отца во Флоренцию заканчивались покупкой картин и портретов, которые для любовницы отца писал Леонардо да Винчи. Да Винчи один из известных художников, а в простонародье говорят, что он безумец.

Картины обходились в крупненькое количество денариев. Но в этом году поездки во Флоренцию к да Винчи уменьшились, потому что сам художник уехал в Милан и работал над фреской «Тайная вечеря» в монастыре Санта-Мария-делле-Грацие. Работа отнимала у художника почти всё время, его полная занятость стала поводом для капризов пассии отца. Да и во Флоренцию сейчас было опасно ехать, проповедь еретика Савонаролы против роскоши женских нарядов, приводила к столпотворению, что могло вызвать разбои. По доносившимся слухам, Савонарола называл себя проповедником Бога, он говорил, что Бог с ним разговаривает наравне, и его миссия – передать всю истину, что глаголет ему Бог. Мы называли его лжепророком, а мы – это все, кто были единомышленниками Папы Римского Александра VI.

С жестокостью средневекового фанатика обрушивался Савонарола на святотатцев, которым велел вырезать языки, и на азартных игроков, которых наказывал огромными штрафами, а развратников и гомосексуалистов он приказывал жечь живыми.

Жестокие религиозные формы управления привели к росту оппозиции к проповеднику. Но его участь, как и остальных сторонников, вполне предсказуема: должны схватить и, наверное, обязательно впоследствии казнить…

Свеча горела в комнате, уже был вечер, а я сидела за столом и аккуратно выводила чернилами буквы с моими секретами и целой жизнью в тетради, которая знает меня лучше всех, в своём дневнике.

Будто всё забывается, и моё прошлое меркнет с секундами. Помню как сейчас: я в лучах несметно палящего солнца сидела спиной к окну, которое жгло кожу через платье. Осень, а солнце, будто не считая времена года, играет в свою игру. А мы лишь пешки в его лучах, поддаемся как самому дорогому теплу в этой жизни и прижимаемся к нему, опасаясь холода.

Слышится голос, который отвлекает от бренности моих бессвязных мыслей, доносится голос отца и тревожит. И всё внимание и взгляд переходят на него.

– Эмма, ты не забыла, что завтра вечером бал у короля в честь приезда Чезаре Борджиа, сына Папы Римского Александра VI? И завтра утром мы едем в Париж, где ты познакомишься со своим мужем? – доносился звук из дверей. Это мой отец, высокий брюнет с сединой на висках и худощавого телосложения.

– Я помню, – ответила, когда отец вошёл в комнату. – Могу узнать, кто мой жених? Вы так внезапно собрались меня выдать замуж, может, стоит посмотреть на всех кандидатов? – задавала вопросы.

– Эмма, твой будущий муж герцог, и ты должна будешь выйти замуж за него, это не обсуждается, – сказал отец.

– А сколько ему лет – вы хоть знаете? Я за старика не выйду!

– Эмма, не зли меня…

– А как я должна реагировать? Почему вы приезжаете именно сегодня и сегодня же об этом сообщаете? Почему не написали ранее? Что вам пообещали за это? – спрашивала громко и нервно.

– Не заговаривайся, Эмма!

– Вы хоть видели его?

– Ты ведь не хочешь закончить свою жизнь в монастыре!

– А вы меня хотите этим напугать? Если он мне не понравится, то не выйду за него!

– Бестолковая девчонка! Любовь – самая большая помеха на свете! Ты обязана мне покориться, твой долг подчиниться! – на повышенных тонах сказал отец.

Выводя его из равновесия, я сжала зубы от злости, воткнув чернильное перо в листок, чуть не проткнула свой любимый дневник. Смотрела на отца, к груди подступила горечь злобы на него, потому что обращается со мной как с куклой.

– Ты выйдешь замуж за того, кого я выбрал! – ещё раз отчеканил отец и захлопнул за собой дверь.

А что оставалось мне? Приходится только надеяться, что жених мне понравится. Скоро закончится юная, спокойная девичья жизнь! А если мне придётся спать с тем, кого не люблю, неужели это возможно? Нет, не хочу об этом думать!

Сильно захотелось расплакаться, но не смогла. В глубине души чувствую, что всё будет хорошо и выйду замуж по любви. Может, не у всех так, но у меня обязательно будет так, как хочу. В любом случае, я его полюблю.

Мой отец герцог, у нас были земли, охотничьи угодья, виноградники и сундуки золота тоже имелись, а я была богатой невестой в своём королевстве.

Представляете, сколько женихов желает предложить свою руку и сердце?! Так хочется посмотреть на всех! Я никогда не знала ни голода, ни холода, даже не представляю себе этого, только знаю о тепле, сытости, красивых платьях, мягких и любимых мною соболиных шкурах и о своих мечтаниях о любви.

В нашей усадьбе, в специальном отдельном гостевом домике, жили слуги. Усадьба имела два этажа, подсобные помещения отделаны натуральным мрамором, что добавляло особый колорит, а ещё был мамин ухоженный большой сад.

Высокие потолки отбрасывали по утрам светлый лик лучей, превращая усадьбу в воистину ангельское мироздание, будто сам Бог благословил её и осветил своим божественным ликом. Стены от этого сами по себе светлели, будто туман окутал их, и не видно никаких линий и ограничений, словно у дома не было стен. И моя комната тоже наполнялась божественным светом, будто крылья ангелов, заслоняя стены, оберегали и охраняли. И когда была в комнате одна, то любила погружаться в мысли, излагая их в дневнике.

Усадьба стояла на возвышенности, и имелось крыльцо со ступеньками. Нас ограждал забор, украшенный узорами, которые были похожи на стебельки, но без цветков. Притом усадьба находилась в стороне от шума города, поэтому соседей поблизости не было. Вечное спокойствие и тишина царили здесь, и лишь иногда был слышен наш хохот с нянечками.

Сегодня был именно тот единственный и, возможно, решающий день. Нянечки были в хорошем настроении, переживали за меня, им было любопытно, кто же станет моим мужем. Они подготовили платье и уже принесли его в комнату. Софи расчёсывала мне волосы подле зеркала, на часах было шесть утра.

– Пора одеваться, госпожа, – сказала мне Бриджит.

– Да, одеваемся. Сделайте мне красивую причёску, сегодня буду знакомиться со своим будущем мужем, – ответила ей.

– Хорошо, госпожа.

Бриджит вплетала ленты тёмно-красного цвета, ловко и аккуратно. Причёска с собранными волосами и украшением на голове в виде гребешка была изумительной и утончённой, остальные нянечки сидели на софе и молча наблюдали за Бриджит, потом стали помогать надевать платье. Платье было тоже тёмно-красного цвета и красиво выделяло фигуру. На плечи накинули классический бургундский золотистый роб с небольшим вырезом. Под робом выглядывала вставка из шёлка, приколотая серебряными булавками. В ушах висели серьги и на шее колье, отливающее золотистым оттенком.