Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

Они путешествовали несколько часов. Маруся сознательно сделала крюк, провела их подальше от того места, где поваленное дерево упирается кроной в кустарник, за которым… Она просто не выдержала бы, если бы всё повторилось! Встретив родник, сделали привал.

– Ноги как деревянные, – пожаловался Шурик.

– Хочешь, чтобы денежки сами к тебе пришли? – развеселился Иван. – За ними потопать надо. Кстати, что вы собираетесь сделать со своим вознаграждением? Немало же обещали.

– Засуну его тебе в зад, – пообещал Молчун.

– Ну-ну. Не переусердствуй, пупок надорвёшь, засранец… А корреспондентик?

– Отдам в Фонд Мира, – не задумываясь, ответил Балагур и ополоснул лицо водой, смочил шею, под мышками. – Чего пристал? Видишь – люди устали?

– Барышня, конечно же, отблагодарит родной интернат. А хлюпик отдаст мамочке.

– Что за тон, начальник? – посасывая сигарету, хрипнул Молчун. – Идём все вместе. Обратно тоже вместе. Зачем ссору готовишь? Или тебе награда не причитается? Просто долг службы с честью выполняешь?

– Тебе не нравится выполнять долг? – разошёлся Иван. – В Афгане людей пачками на тот свет отправлял. Мирное население, заметьте. Всем вроде бы доволен был.

– Гена, что он мелет? – насторожилась Маруся.

– Милая моя, почитай его личное дело. Командос! Машина смерти! Его группа десяток кишлаков за пару недель – как корова языком слизала. Стариков, детей…

– Может быть, хватит? – посоветовал Молчун.

– Это правда, Геннадий? – спросил Балагур.

– Что было – то было. Врать не буду. Только зачем эта сволочь именно сейчас всё на белый свет вытряхивает?

– Это же ужасно! Как ты мог? – Маруся отсела подальше.

– Потому что – война. Вот ты того седого пырнула, о чём думала? И я тоже защищался. Чего скрывать, мстил даже. За парней наших убитых. Потому как дурак был, а надо мной ещё дурнее сидели и приказы строчили. Пример перед вами, – кивнул на Ивана.

– Говорите пока. Можете товарищеский суд организовать. Только осторожно, он буйный, когда рассердится. Так психиатр определил. А мы с хлюпиком пойдём маршрут сверим.

– Не могу я идти. Сил нет, – протестовал Сашка.

– Поднимайся. Седалище оторви. Пойдём, кому сказано!

Уныло и покорно Шурик поплёлся за Командиром.

– Чтобы это могло значить? – задумался Балагур.

– Тоже осуждаешь? – хмыкнул Молчун.

– Недооценивали мы Ивана Николаевича. Задумал что-то. Поссорить нас хочет! Как бы Санька не проболтался. Не нравится мне! Может, зря всё затеяли?

– И так устали, как собаки, а он ещё на нервы капает, – фыркнула Маруся. – Эй, командос, закурить дай.

– Если его не скрутим – неприятностей не оберёмся. Чует моё сердце, – заявил Молчун, обернулся к Марусе. – Ты и вправду из интерната.

– С Марса я, марсианка.

– Ага, – он на минуту задумался. – Я тебе пистолет дам.

– Что ещё придумал? – оживился Балагур.

Молчун склонился к роднику, подставил губу, напился, смахнул капли с подбородка:

– Меняем всё. Шурика не посвящать.

Бортовский, отойдя на приличное расстояние, вдруг резко остановился, и Сашка едва не наскочил на него, непроизвольно вздрогнув.

– Слушай сюда, сынок. Прости, что хлюпиком называл. Надо было.

– Пустяки, – смутился Шурик.

– Ты этому афганцу не верь. Страшный он человек. Садист. Слышал? Я ему правду сказал. Даже отпираться не стал. Совести у него нет. Вдруг к золоту выйдем, а он пальнёт в спину и будь здоров. Всё себе хочет забрать.

– Как же быть? – Сашка растерялся.

– Что они про вертолёт говорили?

– Не верят, что там золото.

– Ещё как верят! Дурочку разыгрывают. Ты молодой, жизни путём не нюхал. Меня майор, друг твоей семьи, попросил за тобой приглядывать. Я таких, как афганец, насквозь вижу. Знаешь, к примеру, что толстяк вовсе не корреспондент?

– А кто? – запаниковали, забегали мысли. Мало ли бывает? Но он всё-таки ему жизнь спас! Задохнуться не дал. И всегда такой внимательный, вежливый с ним, с Шуриком.

– Гомосексуалист, – серьёзно поведал Иван. – То-то, смотрю, всё с тобой заигрывает.

Шурик брезгливо поморщился. Вот и верь после этого людям! Командир же врать не станет, досье на них читал. Да и какой ему смысл?

– А девка – проститутка. Точно-точно. Как думаешь, зачем к ней мужики по ночам из санатория бегали? Эх, Саня, всему тебя учить надо! Поди и про меня что говорили? Золота, мол, нет. Врёт Командир? А золото есть! Много! Нам с тобой вот так, – Иван провёл ребром ладони по горлу, а Сашка невольно сравнил этот жест с отсечением головы.

– Ох, часы встали. На твоих сколько?

– У меня ещё утром остановились. Завести забыл.

Они посмотрели на небо. Бледный блин солнца давно перевалил зенит.

– До темноты часов пять ещё есть, – определил Иван. – Не хотелось бы в лесу ночевать с такой компанией. Ещё и прирезать могут.

– Нет, только свяжут, – успокоил Шурик.

– Зачем?

– Ну, если золота в вертолёте не будет, собирались «прижать». Правду узнать про академика.

Иван удовлетворенно кивнул:

– Видишь, какие люди? Ты с ними поосторожней. О нашем разговоре молчок. Договорились? А золото сами возьмём и сдадим куда надо. Всё честно. Вознаграждение получим. То бы – с гулькин хрен, а тут – пополам. Идёт?

– Сверили маршруты? – хмыкнул Молчун, когда они вернулись. – Чего их сверять? Я по карте помню. Край красного квадрата. Почти в верхнем углу.

– По карте и сверяли, – отрезал Иван. – Прохлаждаться будем или пойдём всё-таки?

– Шурочка, у тебя часы есть? Мои что-то стоят, – улыбнулся Борис.

– Мои тоже, – буркнул Шурик.

– Покушать хочешь? Мы перехватили, а ты «маршруты сверял».

– Не хочу.

– О чём говорили? – дёрнув за рукав, шепнула Маруся.

– Ни о чём.

– Разговорчивый стал. То болтал без умолку, песни пел, а то вдруг воды в рот набрал, – заметил Молчун и хлопнул себя по коленям. – Чего тянуть? Пойдёмте.

– Самое умное, что сегодня я слышал, – ухмыльнулся Иван. – Тут должно быть недалеко. Часа два.

Маруся знала эти места, была здесь на летних каникулах, и сомневалась, что уложатся в два часа. Почти непроходимый валежник, зыбкая болотистая почва. Даже могучие деревья оттеснились неприхотливыми ивняковыми зарослями. Потом пойдут чёрные, вечно влажные и лысые тополя с шелушащейся корой.

А там ещё надо посмотреть: если вертолёт упал на взгорье, то подступиться будет легко, несмотря на вновь укреплённую ивняком, пихтами и кустами кислицы чащу. Но если он умудрился попасть в болото, то она не стала бы рисковать. Останется только посмотреть издали на погрузившийся в ряску корпус. Но, скорее всего, будет чаща. Иначе как радист дважды выбирался оттуда? Идти часа три как минимум.

Первый план Молчуна ей нравился больше. Зайти в вертолёт всем вместе, или даже первыми, чтобы Командир не успел ничего изменить, а потом поговорить с ним на чистоту, если золото – миф. Изменение плана не удовлетворяло по двум причинам: они все будут разделены и действовать самостоятельно, чуть ли не наобум; и вторая причина – ей отведена главная роль, возможно не столь опасная как у других, но всё же тяжело быть первой. Она первой войдёт в вертолёт!