Энни Уорд - Прекрасное зло

– У вас есть еще две минуты, если вы хотите продолжить, – сказала Кэми Джей.

– Нет. Этого хватит.

Просмотрев написанное мной, она сказала:

– Очень мило. Это особенная связь. Мы обсудим это подробнее на следующей неделе, когда я хорошенько во все вчитаюсь.

Я кивнула.

Сделав ксерокопию на своем принтере, Кэми Джей отдала ее мне.

– Ладно, – произнесла она. – Могу я увидеть следующую фотографию?

Это была одна из моих любимых. Черно-белая, восемь на десять. На ней мы с Джо стояли на фоне потрясающей православной церкви Святой Недели. Без ложной скромности скажу, что выглядели мы просто великолепно. Ни одну из нас нельзя было назвать обладательницей модельной внешности, однако на этой фотографии мы казались красивыми до невозможности. В те дни мы обе одевались дешево и одновременно претенциозно, в молодежную одежду восточноевропейского стиля; на фотографии на нас были широкие вельветовые брюки, едва скрывавшие грудь маечки, всевозможная копеечная бижутерия и высокие черные сапожки. Даже наши волнистые каштановые волосы выглядели одинаково, небрежно спадая нам на плечи. Нас вполне могли бы назвать сестрами. Мои губы были полнее, а скулы – выразительнее (спасибо маме с ее четвертью команчской крови), однако Джо была выше и очень тоненькой, а ее широко посаженные глаза казались просто неземными. На снимке волосы сбивались нам на лица так, словно мы специально включили ветродув. К тому же мы были юны, безрассудны и готовы ко всему, а перед подобным бесстрашием всегда трудно устоять.

Взяв ручку, я спросила:

– Вы хотите, чтобы я написала, почему выбрала ее?

– Давайте в этот раз поступим по-другому, – ответила Кэми Джей. – Я хочу, чтобы вы написали мне о девушке, стоящей рядом с вами на фотографии.

Это – Джоанна. Она – та самая старая подруга, которой я написала письмо во время нашей последней сессии эпистолярной терапии. Когда я смотрю на нее, я чувствую себя потерянной. Мне горько оттого, что я вернулась домой, а она осталась там одна-одинешенька. Я ощущаю стыд. И вину.

А еще – злость. Она была не права. Я была настоящей. Причиной был не только он. Причиной были мы сами. Она всегда была лучше меня, и в тот единственный раз, когда ей показалось, что я выиграла, она на меня набросилась. Джоанна не была способна сделать шаг назад и увидеть, что это она была и успешной, и веселой. Она была умнее и интереснее меня, а благодаря ее идеальной фигуре внимание в первую очередь всегда обращали именно на нее. У нее была классная работа, и ей всегда без усилий давались языки. У нее было все. Зачем ненавидеть меня из-за одного небольшого триумфа?

Не знаю, почему Иэн на нее не запал. Я не могу этого объяснить. На Джоанну западали все парни. Между мной и Иэном произошло что-то необычное. Если бы она просто позволила мне оставить эту победу за собой, вместо того чтобы кидаться на меня, мы до сих пор были бы подругами. Если бы она поступила правильно, а не бросила в слезах трубку, когда я сказала ей, что у меня будет ребенок и я хочу, чтобы она ко мне приехала.

Но я вызывала у нее слишком сильную ярость.

Я отложила блокнот.

– Вы писали не слишком долго.

– Я закончила.

– Вы сможете писать еще минуту? – спросила Кэми Джей.

Я отрицательно покачала головой.

– Вы в порядке, Мэдди?

– Да. В порядке. Но я чувствую…

В моей голове роились мысли и образы. Летучие мыши, кровь, озеро и ложь.

– Что? Что вы чувствуете?

– Что я хочу закончить и уехать домой.

– Ладно, – с теплотой сказала Кэми Джей. – Если у вас будет настроение, напишите о своей последней фотографии и отправьте это мне по электронной почте. Ладно?

– Хорошо, – ответила я, вставая. – Простите.

– Вам не за что извиняться, Мэдди. Не нужно ни о чем жалеть.

Я пообещала, что постараюсь.

2001

Я мчалась в свою квартиру по голой бетонной лестнице, перескакивая через ступеньки. Один раз я даже упала. Я едва попадала пальцами в отверстия телефонного диска. Продавщица сказала мне немедленно позвонить своей семье, а я вместо этого набирала номер Джо. Я не думала ни о тех ужасных вещах, которые она мне наговорила, ни о том, что она могла просто повесить трубку. Моей единственной мыслью было позвонить человеку, который был для меня важнее всех на свете. Я знала, что для Джоанны эта новость станет чем-то непостижимым. Для любого бы стала. А она вдобавок уже была в мрачном и враждебном месте, причем совершенно одна.

К моему облегчению, она ответила сразу же:

– Мэдди, о боже, Мэдди! Что происходит?

Я знала, что это было нечто, ставшее мостом через образовавшуюся между нами пропасть. Я расплакалась. Джоанна вновь стала очень милой.

– Я улетаю домой, Джо, – сказала я. – Домой, домой. Обратно в Штаты. Я могу приехать к тебе, чтобы попрощаться? Я хочу увидеться с тобой перед отлетом, если ты не против. Пожалуйста! Я хочу извиниться.

– Я тоже, – ответила Джоанна, и я поняла, что она находится на грани срыва. – Конечно же ты можешь приехать. Я не хочу, чтобы мы так и не повидались перед твоим отлетом, понимаешь? Прошу, приезжай. У меня такое ощущение, что мир вот-вот рухнет.

В те дни такое ощущение было у всех.

Я приехала в Скопье на следующий же день, двенадцатого числа. В тот вечер добрые македонцы пришли к американскому посольству с зажженными свечами. Однако им не удалось простоять там долго, потому что их менее добрые соотечественники начали швырять в них камни, выкрикивая, что мы получили то, что заслужили. Людям со свечами пришлось обратиться в бегство, в то время как разъяренная толпа стала бить окна кирпичами и бросать за ограду коктейли Молотова.

Мусульмане с Ближнего Востока только что атаковали Америку, а балканские христиане громили наше посольство, потому что мы встали на сторону мусульман в Боснии; этот альянс для ближневосточных мусульман явно не имел никакого значения. Иэн однажды сказал мне: «Знаешь, я не думаю, что балканские мусульмане общаются со своими единоверцами с Ближнего Востока». Я пребывала в полнейшем замешательстве, но одно мне было ясно точно: мы были прокляты.

Я собиралась вернуться в Болгарию, чтобы собрать свои вещи и улететь домой через четыре дня, но в итоге осталась на две недели. Джоанна даже слова не сказала о том, что я злоупотребляю ее гостеприимством. Крайний срок по туристической визе сдвинулся, так что я планировала закончить работу в Штатах. Я все время думала об Иэне, однако не пыталась выйти с ним на контакт. Он дал понять, что останется со своей девушкой, да и я не хотела обострять отношения с Джо. Мир только что рухнул. Я потеряла голову. Может, это была любовь, но мои чувства не были встречены взаимностью. Я ощущала тоску, боль и отчаяние. Так чем, спрашивается, мое состояние отличалось от происходившего вокруг? Впрочем, я убедила себя, что мне все равно. Я лелеяла в своей душе зернышко анархии. Печали. Презрения. Безразличия. Ярости. Полного и абсолютного разочарования. Иэн был для меня никем. С чего мне так из-за него переживать?