Энни Уорд - Прекрасное зло

– Алло?

– Привет, Лепесточек.

Это был он. Не могу даже описать то ощущение тотального шока, в котором я застыла. При этом я задела локтем пластиковый бокал для вина, и его содержимое пролилось на мое одеяло. Прошло уже больше года.

– Привет! Вот так сюрприз! Привет!

Я мысленно велела себе успокоиться.

– Где ты? – спросил Иэн.

– Я в порядке. Как у тебя дела?

– Я спросил, где ты, а не как у тебя дела.

– Я в Нью-Йорке.

– Я думал, что, возможно, поймаю тебя в Канзасе. Ну, знаешь, между кормлением кур и стрижкой овец.

– Нет. Я в Нью-Йорке. Ты поймал меня за поеданием позднего ужина из купленного в маркете салата с тунцом и непропеченного рулета с капустой и свининой. Во всяком случае, я думала, что в нем капуста и свинина. Теперь я в этом не уверена.

– Ничего себе! Неудивительно, что тебя всегда приводила в такой восторг дерьмовая еда на Балканах.

– Она совсем не была дерьмовой. Мне ее не хватает.

– Ты просто не видела того, чем кормят меня в Боснии. Здесь все засовывают в перец. Перец, фаршированный мясом. Перец, фаршированный рисом. Перец, фаршированный сыром. Видеть больше не хочу ни одного треклятого перца.

– Так ты в Боснии?

– Да. Хотела бы услышать, чем я занимаюсь с тех пор, как наши пути разошлись?

– Ну конечно!

– Ладно. Да, сейчас я в Боснии. Но самая главная новость – это то, что я больше не в армии.

– Что? Серьезно?

– Уволился. Теперь я вольная птица. Точнее, солдат удачи. Я уже давно вернулся в Лондон и служил там в качестве военного инструктора, когда мне позвонил мой брат Джон.

В Скопье Иэн частенько рассказывал о своем старшем брате Джоне. Для него он явно был кумиром. Задира с безупречным моральным поведением, Джон был главой клана Уилсонов с самого момента смерти их отца, несмотря на то что являлся седьмым ребенком из десяти. Отслужив около двадцати лет в британской армии, он уволился и перешел на работу в частную охранную компанию как раз в то время, когда мы были в Македонии.

– Джон нашел мне работу телохранителя в Боснии по контракту с американской компанией «Дайнемикс». Так что я пришел в свое подразделение и подал документы на увольнение по собственному желанию. Спустя две недели и потеряв двести фунтов, я перестал быть военнослужащим. Такие дела.

– Поздравляю!

– Спасибо! Я в Брчко – приглядываю за заместителем Верховного представителя по Боснии и Герцеговине. Для меня это достижение.

– Какая она, Босния?

– На самом деле очень похожа на Македонию, вот только здесь нет милых американских девушек.

Я рассмеялась, почувствовав, как все мое тело наполняется теплом. Иэн все так же заставлял меня краснеть.

– Мэдди, ты даже не поверишь, как хорошо мне платят. Впервые в жизни я задумался о том, как буду жить, когда перестану быть телохранителем. О собственном доме, который смогу украсить или изуродовать на свой вкус. Понимаешь? О хорошей ванне. По-настоящему хорошей, а не металлической. О месте, где я смогу хранить весь свой хлам.

– Это круто, Иэн.

Он вздохнул.

– Я слышу, что ты улыбаешься. Мне не хватает твоей улыбки.

– Спасибо. Да, кстати, как там Фиона?

– Нахально с твоей стороны! Но мне нравится.

– Ну так как?

– Вообще-то мы разошлись.

На меня накатила волна адреналина. Я ждала. После паузы, во время которой я слышала, как он выдыхает дым, Иэн произнес:

– Как оказалось, она приревновала меня к тебе.

– Правда?

– Она вбила себе в голову, что я изменял ей с тобой.

– Неужели? Да ты ведь был просто святым. С чего бы ей так думать?

– Полагаю, потому, что я говорил ей о тебе. И о Джоанне. Она вбила себе в голову, что я занимался сексом с вами обеими.

– Ух ты! В смысле одновременно или то с одной, то с другой?

– Не знаю.

Иэн откашлялся. Я представила себе, как он сидит в убогой балканской квартирке с дешевыми отслаивающимися обоями в цветочек и до похабности фривольными плакатами с полуголыми сербскими поп-звездами на стенах. Представила других телохранителей, смешивающих белковые коктейли, делающих отжимания или смотрящих какой-нибудь музыкальный телеканал. Представила, как Иэн, прикрыв телефон ладонью, отворачивается к стене.

– Лепесточек, – произнес он тихо после долгой паузы. – Дело вот в чем.

– В чем?

– Я хочу с тобой увидеться.

В ту ночь я не могла заснуть: эйфория пьянила меня. Я ощущала покалывание по всему телу. Моя голова кружилась. Я представляла себя Иэном, касаясь самой себя, представляла, как он наконец целует меня и толкает на футон. Представляла долгожданную близость. Долгожданное блаженство.

Когда мои собственные фантазии стали невыносимыми, я встала и открыла маленькое белое окно, выходившее на реку Гудзон. Я вылезла в него и присела на площадке железной пожарной лестницы, устремив взгляд на смешение красок ночного города и теплые квадратики окон небоскребов и домов пониже.

Внизу сигналили автомобили. Вверху смеялась какая-то девчонка. Это было подобно симфонии. Симфонии пробуждения. Город жил, и жила я. Встав в полный рост, я ощутила, как ветер треплет мои волосы и поднимает футболку, едва доходившую мне до верхней части бедер. Я словно плыла. Я чувствовала, что могу упасть, разбиться и умереть счастливой, потому что…

Потому что Иэн хотел со мной увидеться. Я любила его и верила, что и он любит меня.

Я словно опять тонула, и это было самой волшебной маленькой смертью, которую только можно было представить.

За пять недель до этого

Я как раз выгружала продукты и водку, когда мне позвонила Мэри из детского клуба Юношеской христианской ассоциации. Она сказала, что Чарли засунул себе в нос драже. Стоя в открытом гараже, я видела, как Уэйн подстригал мотокосой траву вокруг садовой статуи ангела-хранителя, подаренной им жене на прошлое Рождество. Я помахала ему, однако Уэйн повернулся ко мне спиной и спешно скрылся в своем собственном гараже. Я нахмурилась, гадая, о чем они с Кэми Джей могли в тот день говорить. Нужно быть с ним дружелюбнее.

Мэри явно слишком переволновалась из-за этого драже. Она хотела сообщить мне две вещи: во-первых, она лично считала, что давать детям драже – это плохая идея; во-вторых, Чарли, похоже, было очень больно. Они советовали забрать его прямо сейчас и отвезти в неотложку.

Серьезно?

Я взглянула на часы. Был полдень, так что до сеанса у Кэми Джей оставалось еще два с половиной часа. Я справлюсь. Драже в носу – как долго может длиться процедура?

Достаточно долго. Я еще даже не успела выйти с Чарли из здания ассоциации, как за мной засеменил директор, начав гудеть мне на ухо о формах, которые нужно было подписать. Чарли выл так, словно его пытали. Как выяснилось, желейные драже были частью какой-то мерзостной новой игры для детей, и вкус того, что застрял у него в носу, мог быть каким угодно, начиная со скисшего молока и тухлых яиц и заканчивая собачьим кормом и дохлой рыбой. Я боролась с позывами на рвоту до самой неотложки.