Эрнст Гофман - Эликсиры дьявола

Он стал передо мной на колени и громко разрыдался. Сумасбродство парикмахера под конец мне надоело.

— Не дурите, пожалуйста! — воскликнул я ему как раз в то время, когда кельнер вошел в комнату за моими пожитками.

Белькампо поспешно вскочил, и к нему тотчас же вернулось веселое настроение. Продолжая болтать без умолку, он помогал кельнеру выносить мои вещи.

— Он совсем полоумный, так что с ним не стоит связываться, — заметил кельнер, захлопывая дверцы моей коляски.

Взглянув на Белькампо, я многозначительно приложил палец к губам, он же в ответ на это принялся рассматривать шляпу и воскликнул:

— До самой могилы!

Когда занялась утренняя заря, город был уже далеко за мною, и страшный образ чужеземного художника исчез бесследно. Вопросы содержателей почтовых станций, куда я собственно еду, беспрестанно вызывали у меня мысль о порванной мною связи с прежнею жизнью. Я плыл теперь в волнах житейского моря по воле случая, если можно так выразиться, без руля и без ветрил. Не подлежало, однако, сомнению, что какая-то непреодолимая сила вырвала меня из обстановки, с которой я начал уже сживаться. Очевидно, она сделала это единственно для того, чтобы доставить обитающему во мне духу возможность беспрепятственно распустить крылья и свершить его предназначение. Я безостановочно мчался на почтовых по живописной, благодатной стране и нигде не мог успокоиться. Меня неудержимо влекло все дальше на юг. Сам того не замечая, я до сих пор почти не уклонялся от маршрута, указанного мне на прощанье игуменом Леонардом. Таким образом его импульс, пославший меня из монастыря в мир, все еще словно волшебною силой заставлял меня двигаться вперед по прямой линии.

Однажды, в темную ночь, мне пришлось ехать густым лесом, тянувшимся по обеим сторонам дороги далеко за следующую станцию. Почтмейстер, обратив мое внимание на это обстоятельство, советовал остаться у него ночевать. Томимый желанием как можно скорее достигнуть цели, неведомой мне самому, я на это не согласился. Уже при выезде моем со станции сверкали вдалеке молнии. Скоро все небо заволоклось тучами, которые с каждой минутой становились все мрачнее и чернее. Их бешено гнала перед собою страшная буря, которая не замедлила разразиться над нами. Гром непрерывно рокотал страшными перекатами. Красные молнии змеились по всему небосклону. Высокие ели трещали, дождь лил потоками. Ежеминутно нам угрожала опасность быть убитыми падением какого-нибудь дерева. Лошади, напуганные сверкавшей молнией, взвивались на дыбы. Дорога, по-видимому, испортилась. Моя коляска попала в какой-то ухаб, где ее тряхнуло так, что заднее колесо сломалось. Нам пришлось поневоле остановиться и ждать, пока буря стихнет. Наконец, она промчалась мимо, и месяц снова выглянул из-за туч. Тогда только ямщик заметил, что в темноте сбился с большой дороги и попал на лесной проселок. Нам не оставалось иного выбора, как ехать теперь далее этим проселком в надежде добраться с рассветом до какого-нибудь жилья. Подвязав под сломанное колесо ветку, мы пешком двинулись в путь. Кучер вел лошадей под уздцы. Идя впереди, я вскоре заметил мерцавший вдали огонек. Мне показалось даже, будто доносится собачий лай. Я не ошибся. Через несколько минут лай этот стал слышаться уже совершенно ясно. Мы приблизились к солидному дому, стоявшему в обширном дворе, обнесенном высокой каменной оградой. Кучер постучал в ворота, и к нам немедленно бросились с громким лаем собаки, но в доме царила по-прежнему невозмутимая мертвая тишина. Тогда кучер затрубил из всех сил в рожок. На этот раз его услышали. Окно верхнего этажа, в котором горела замеченная мною еще издали свеча, раскрылось, и грубый мужской бас крикнул:

— Христиан, Христиан!..

— Слушаю, сударь! — ответили ему снизу.

— Кто-то стучится и трубит у наших ворот так бесцеремонно, что собаки совсем осатанели, — продолжал голос сверху. — Возьми-ка фонарь и винтовку за номером третьим да посмотри, что там такое.

Скоро мы услышали, как Христиан отзывал собак, и, наконец, увидели и его самого с фонарем. Кучер сказал мне, что, должно быть, еще в самом начале леса свернул в сторону с большой дороги, так как мы оказались теперь у дома лесничего, — в часе пути от последней станции. Когда мы объяснили Христиану постигшее нас несчастье, он сейчас же растворил ворота и помог ввезти экипаж во двор. Присмиревшие собаки обнюхивали нас, ласково виляя хвостами, а тем временем сам лесничий, все еще не отходивший от окна, сердито кричал:

— Это еще что такое? Что это за караван?..

Ни Христиан, ни мы сами ничего ему не отвечали. Когда Христиан пристроил к месту лошадей и коляску, я вошел в дом, дверь которого он мне отпер. Навстречу мне вышел здоровенный мужчина с загоревшим лицом, в большой шляпе с зеленым султаном, в одной рубашке и туфлях на босу ногу, держа в руке охотничий нож. Сурово посмотрев на меня, он спросил, откуда я и с какой стати позволяю себе беспокоить людей ночью. У него ведь не постоялый двор и не почтовая станция.

— Здесь, сударь, живу я, старший лесничий, — добавил он. — Христиан выказал себя безмозглым ослом, осмелившись отворить вам ворота.

Я совершенно упал духом и стал извиняться, объясняя, что лишь вследствие поломки экипажа, вызванной тем, что ямщик сбился с дороги, осмелился я нарушить спокойствие лесничего. Он смягчился и сказал:

— Правда, буря была очень сильная, но все-таки виноват во всем ямщик, который свернул с дороги и сломал экипаж. Ему следовало бы знать дорогу как свои пять пальцев, и ехать по ней, не сбиваясь, даже с завязанными глазами.

С этими словами лесничий повел меня наверх, положил свой охотничий нож на комод, снял шляпу, набросил на себя халат и попросил не сердиться за грубую встречу. Дом его находится вдалеке от всякого другого жилья, и надо всегда держаться настороже — тем более что по лесу зачастую шляются разные бродяги. Кроме того, браконьеры из соседних деревень очень на него злятся и не раз уже покушались на его жизнь.

— Впрочем, эти негодяи ничего со мной не могут поделать, — продолжал лесничий, — Я, с Божьей помощью, честно выполняю свою обязанность. Возлагая свое упование на Господа и на оружие, которое держу всегда в порядке, я их нисколько не боюсь.

По старой монастырской привычке, от которой мне не так-то легко было отрешиться, я невольно прибавил благочестивую фразу о необходимости всегда возлагать свои упования на Бога. Лицо лесничего тогда совершенно прояснилось. Не обращая внимания на мои протесты, он разбудил жену — пожилую, но все еще бодрую и энергичную женщину. Хотя ее и подняли с постели, она все-таки ласково приветствовала нежданного гостя и тотчас же принялась готовить для меня ужин. В наказание ямщику лесничий приказал ему вернуться ночью же со сломанною коляской на станцию, с которой он выехал, мне же посоветовал отдохнуть, обещая доставить меня потом в своем экипаже и на своих лошадях на следующую ближайшую почтовую станцию. Мне это было приятно, так как я ощущал потребность хоть в кратковременном отдыхе. Поэтому я отвечал лесничему, что с удовольствием погощу у него до следующего полудня, чтобы вполне оправиться от утомления, причиненного безостановочной ездой на почтовых в продолжение нескольких дней.